Паром

В необоримой красоте
Кавказ ребристый.
Стою один на высоте
Три тыщи триста…

В лицо ударил ветерок.
Так на перроне
Морозные коснулись щек
Твои ладони.

Почти из мирозданья вдаль
Хочу сигналить:
— Ты соскреби с души печаль.
Как с окон наледь.

Карабкается из лощин
На хвойных лапах
Настоянный на льдах вершин
Долины запах.

Толпятся горы в облаках,
Друг друга грея,
Так дремлют кони на лугах,
На шее — шея.

Так дремлют кони на лугах,
На гриве — грива.
А время движется в горах
Неторопливо.

Вершину трогаю стопой,
А рядом в яме
Клубится воздух голубой.
Как спирта пламя.

Нагромождение времен.
Пласты в разрезе.
Окаменение и сон
Всемирной спеси.

Провал в беспамятные дни,
Разрывы, сдвиги.
Не все предвидели они —
Лобастых книги.

Но так неотвратим наш путь
В любовь и в люди.
Всеобщую я должен суть
С любовной сутью

Связать! Иначе прах и дым
Без слез, без кляуз.
Так мавром сказано одним:
— Наступит хаос.

Связать! Иначе жизни нет.
Иначе разом Толчок!
И надвое хребет
Хребтом Кавказа.

Король кафе «Националь»

Он был воинственный гуляка.
Широкошумный, как рояль,
И как бы нации во благо
Любил кафе «Националь».
По части душ — свиданье в шесть.
По части груш — всегда «дюшес».
По части вин — «Киндзмараули».
Он царственно сидел на стуле,
Его цитаты орошал
Всегда наполненный бокал.

Он был, как дьявол, остроумен,
И сколько б за ночь ни лакал.
Хранил, как монастырь игумен,
Высокой шутки идеал.
Остротой сжатой, как депешей.
Он обменяться мог с Олешей.
Порою деньги занимая,
Он важно говорил: — До мая!
Я прогорел, как мой роман.
И рифмовал «Кармен — карман».

Застольцев временно покинув,
Переводил родных акынов:
Арык, балык, рахат-лукум.
Канал в пустыне Каракум…
О, аксакал! О, саксаул! Конец!
В парную, как в загул!
Поэт, философ и фантаст.
Он был в дискуссиях клыкаст.
Но в поисках единоверца
То разум возвышал, то сердце.
А надо бы сменить местами…
Что знаем о себе мы сами?

Ах, если б крикнуть: — Рокируйся!
И можно партию спасти!
В ответ из времени: — Не суйся!
Я партию держу в горсти!

Фигуры сметены. Цейтнот.
Старик меня не узнает.
Полубезумный и неловкий
Трясет кошелкою в столовке.
Многосезонное пальто.
И с губ срывается: — За что?
Где тот блистательный двойник,
Жизнь понимавший, как пикник?!
Глагол времен! Шумит река!
Я обнимаю старика.
Стою на том же берегу,
Хочу понять и не могу:
Зачем свиданья ровно в шесть
И тающий во рту «дюшес»?
Зачем один и тот же столик
И смех скептический до колик?
Зачем кафе «Националь»
И гегельянская спираль?
Где все? Где максимы? Где вирши?
Есть пулеметный взгляд кассирши
И дважды пригвожденный бред:
Нарзан и комплексный обед.

За то, что верен мой союз…