Паром

Еще по-прежнему ты весел
И с сигаретою в зубах
Дымишь из модерновых кресел
Во всех присутственных местах.

Еще ты шутишь с секретаршей

И даришь ей карандаши.
Но сумеречный призрак фальши
Колышется на дне души.

Еще в начальственном обличье

Ничто и не сулит беду,
Но с неким траурным приличием
Тебе кивнули на ходу.

Еще ты ходишь в учрежденье,

Еще ты свойский человек.
Но желтой лайкой отчуждения
Стянуло головы коллег.

И тот, кого считал ты братом,

С тобой столкнувшись невзначай.
Как бы кричит молчащим взглядом:
— Не замарай, не замарай!

И как там стойкостью ни хвастай,

Прокол, зияние в судьбе.
Зрак византийский государства
Остановился на тебе.

Хорошая боль головная…

Хорошая боль головная
С утра и графинчик на стол.
Закуска почти никакая.
Холодный и свежий рассол.

Ты выпил одну и другую

Задумчиво, может быть, три.
Гармония, боль атакуя.
Затеплится тихо внутри.

И нежность нисходит такая.

Всемирный уют и покой.
Хорошая боль головная
Избавит тебя от дурной!

Народ

Когда я собираю лица,
Как бы в одно лицо — народ,
В глазах мучительно двоится.
Встают — святая и урод.

Я вижу чесучовый китель

Уполномоченного лжи.
Расставил ноги победитель
Над побежденным полем ржи.

Я вижу вкрадчивого хама.

Тварь, растоптавшую творца.
И хочется огнем Ислама
С ним рассчитаться до конца.

Но было же! У полустанка

В больших, разбитых сапогах
Стояла женщина-крестьянка
С больным ребенком на руках.

Она ладонью подтыкала

Над личиком прозрачным шаль.
И никого не попрекала
Ее опрятная печаль.

Какие-то пожитки в торбе

И этот старенький тулуп.
И не было у мира скорби
Смиренней этих глаз и губ.

…А Русь по-прежнему двоится,

Как и двоилась испокон.
И может быть, отцеубийца
Такой вот матерью рожден.

Высота