Паровоз из Гонконга

— Ну, и что? — грубо сказал Андрей. — Похороны у нас, что ли? Все живы-здоровы. Черт с ней, с половиной зарплаты. Будем ходить в ресторан и питаться всем назло этой, как ее, ставридой.

— Скумбрией, — неожиданно деловитым и спокойным голосом промолвила мать. — Скумбрией с рисом. Ладно, пусть будет так, не умирать же мы сюда приехали. Но сперва надо продукты пристроить. Ты, Ванюшка, лежи, отдыхай, что-то ты мне и правда не нравишься… Ох, не надо было ездить на этот проклятый океан, чуяло мое сердце.

Ничегошеньки ее сердце не чуяло, но спорить с нею Андрей не стал. Он принялся разгружать холодильник, время от времени поглядывая на отца. А отец, как только услышал от матери «Ложись», тут же, как собака, лег, не раздеваясь, даже не сбросив сандалии, и странно свернулся калачиком.

Продуктов оказалось три огромных сумки: тут были и мясо, и масло, и колбаса, и сыр, и те консервы, которые, по мнению мамы Люды, не могли выдержать жары.

— Как же мы все это попрем? — озабоченно спросил Андрей.

— Вопрос не «как», а «куда», — резонно ответила мама. — Сперва к Аникановым, потом к Ростиславу Ильичу, а дальше видно будет.

— Матвеева забыла, — угрюмо подсказал Андрей.

— А ты не остри, — обрезала его мама Люда. — Нашел время острить. Надо будет — и к Матвееву пойдем на поклон. Какой-никакой, а все свой.

На это Андрей ничего не ответил.

И, взяв по сумке в руку, а третью, самую тяжелую, — за обе ручки, вместе, мама Люда и Андрей вышли из номера и стали медленно, с передышками, спускаться по лестнице. Андрей настойчиво внушал, чтобы мистера Дени не оказалось на месте, чтобы этот человек не мог упиться своим торжеством. И он почти добился успеха: за стойкой был другой служитель в желтом, он с интересом проследил за тем, как мать и сын, оставляя дорожку кровавых мясных капель, тащат через вестибюль тяжелую поклажу, и вежливо спросил, из какого они номера. Андрей ответил. Но тут распахнулась глухая черная дверь «дженерал-менеджера», и оттуда с суровым озабоченным лицом вышел мистер Дени, уже не в униформе, а в солидном черном костюме, белой сорочке и при галстуке. Он мельком взглянул на «гостей», и в глазах его блеснуло торжество. По тому, как угодливо согнулся в поклоне служитель за конторкой, Андрей понял, что произошло непоправимое: в «Эльдорадо» сменилась власть…

Они вышли на улицу, опустили кошелки на землю и остановились перевести дух. Солнце гудело, как разверстый над их головой ярко начищенный бронзовый колокол, тротуар и мостовые казались раскаленными до белизны, и лишь черно-синяя раскатанная колесами полоса асфальта вызывала зрительное ощущение прохлады, которое тут же пропадало, когда ноздрей достигал курящийся над нею смрад размягченного гудрона. От океана совсем не веяло: он лежал за застывшими в оцепенении пальмами, как бледно подсиненная разглаженная горячим утюгом простыня.

— Надо бы подождать до вечера… — проговорила мама Люда.

Щеки ее покрылись ярко-красными пятнами, по ним струями катился пот.

Андрей с беспокойством взглянул на нее — и, как прозрение, в голове его вспыхнула и погасла картина: он тащит толстую, безобразно рыдающую Настю сквозь какие-то мокрые кусты с большими зелеными листьями, тащит домой — и знает, что дома никого нет, никаких стариков, и никогда больше не будет… Он тряхнул головой и прогнал эту картину, как бред, но на губах остался вкус лиственного клея и дождевой воды…

— Не понесем обратно, — сказал он. — Погоди…

Он вышел на край тротуара, на самый солнцепек, и окинул взглядом широкую цветастую улицу. Машин было мало: выходной день, кто на пляже, кто сидит дома. Час сиесты. Но вот вдалеке послышалась шкворчание шин, и из-за поворота стремительно вылетела белая легковая машина. Андрей выставил большой палец, сделал стойку… Машина поровнялась с ним — это была белая «королла» с голубыми стеклами. На переднем сиденье рядом с Виктором Марковичем расположилась мадам. Она скользнула взглядом по лицу Андрея и отвернулась. Должно быть, что-то мадам все же сказала, потому что, когда машина промчалась мимо, в заднем стекле Андрей увидел личико Кареглазки. «Королла» взвыла на подъеме и покатила по виадуку в сторону от набережной.

— Напрасно стараешься, Андрюша, — сказала, стоя под козырьком вестибюля, мама Люда. — Пойдем потихоньку, от тенечка к тенечку…

Так они и пошли…

В пансионе «Диди» Андрей долго давил кнопку звонка, за дверью стояла тишина.

— Надо было сперва по телефону, — посоветовала мама Люда, лицо ее было воспалено от жары и натуги, глаза чуть не выкатывались из орбит. Наверно, в город ушли.

Но тут дверь бесшумно приоткрылась, и на площадку выглянуло круглое лицо с круглым глупым носом.

— Валечка! — жалобно вскрикнула мама Люда. — Никак разбудили?

— Ну, что вы, — запахивая длинный великосветский халат, Аниканова перешагнула через порог. — Я днем не сплю, в эти часы я всегда за инструментом. В музыкальной комнате у меня звонков не слышно, потом, думаю, не выйти ли посмотреть, вроде звонили…