Андрей почувствовал облегчение - и что-то вроде сладкой тошноты. "Наверное, так и надо, - вяло подумал он, - наверно, так и нужно делать, когда _недостоин_..."
Тут кто-то энергично тряхнул Андрея за плечо. Это было так неожиданно, что у него чуть не разорвалось сердце. Он обернулся - за его спиной стоял молодой переводчик в рыжих очках с белесыми усами под розовым, совершенно глянцевым носом.
- А ну, давай отсюда, - негромко сказал усач. - И быстро, му-хой!
- А что я такого?.. - выбираясь из-за стола и чувствуя себя унылым халдой, пробурчал Андрей. - Кому я мешаю?
- Иди, иди, - парень снова взял его за плечо и легонько, но настойчиво подтолкнул к выходу. - Вопросы еще будет задавать... Советский человек.
15
В ту ночь ни с того, ни с сего ему приснилась Аниканова Валентина - в кой ужасной близости, что он проснулся в холодном поту. Сестренка спала рядом с ним под пологом, приоткрывши рот и беззвучно дыша, на соседней кровати бурно храпел отец. Дверь в предбанник была открыта, там горел пристроенный на холодильнике ночник, мама Люда в длинной белой рубахе стояла возле тумбочки и, сердясь, открывала банку консервов. Ах да, подумал Андрей, прислушиваясь к биению собственного сердца, мы же идем за мясом:
Короткий сон с Валентиной был страшен, как бред, но еще страшнее было мучительное желание его вернуть. Почему-то эта женщина была вся обрызгала водой, то ли после купанья, то ли с дождя, мокрый сарафан облепил ее плечи и грудь, она звонко смеялась и лопотала непонятное, насчет того, что Гонконг прислал инвойс и что надо срочно, немедленно, сейчас же что-то делать. "Ну? Ну, что же ты? Ну?" - все теснее прижимаясь к нему, говорила Валентина, а он был в панике, потому что понятия не имел, что от него требуется, и совсем ему не нужна была эта тетка, хвастливая, возбужденная, с бесстыжими остекленелыми глазами. И при чем тут Гонконг? Уж лучше бы ему приснилась тогда Кареглазка... Но Кареглазка упорно не желала сниться, - берегла себя для кого-то другого...
Мама Люда заглянула в комнату.
- Сыночек, - прошептала она, - рано еще, поспал бы!
- Нет уж, дорогая, - буркнул Андрей, привычно удивившись, когда же сама она просыпается. - Вода идет?
- Идет, идет, миленький, только что пошла! Душ можно принять, летненький! - "Летней" мама Люда называла воду комнатной температуры. Ступай, головку помой.
Эндрю Флейм так и сделал. Стало хорошо. Съев без хлеба банку шпротов и запив ее стаканом кипяченой воды, он надел красную безрукавку, которую давно мечтал обновить, обулся в кеды, потопал ногами и сказал:
- Самое то.
Поднялся отец, молча позавтракали, спустились в тускло освещенный; вестибюль. "Пещера царя Соломона" была темна и пуста, только в кресле под аркой дремал босой дежурный, фирменная фуражка с золотым околышем сползла ему козырьком на нос. Заслышав шаги, он встрепенулся, дико поглядел на постояльцев, потом, опомнившись, вскочил и побежал к дверям вынимать металлический засов.
Была еще ночь, теплая и прозрачно-коричневая, как спитой чай. Звезды сияли в светлеющем небе, ковш Большой Медведицы, странно опрокинутый, как бы выливал из себя теплынь, и череда пальм на набережной похожа была на вереницу худых печальных беженцев, которые бредут невесть куда, наклонившись вперед, трудно переступая тонкими темными ногами, и вполголоса переговариваются на лопочущем языке: "Кто мы такие? Зачем мы сюда попали? Куда мы идем?" Ощущение бессмысленности происходящего было настолько неприятным, что по спине у мальчика пробежала дрожь.
- Может, за джемпером вернешься? - спросил отец.
- Да что ты, тепло, - с преувеличенной бодростью ответил Андрей.
И они зашагали по темным пустым кварталам, зорко поглядывая под ноги, чтобы не споткнуться о выпирающий из земли корень акации или о приподнявшуюся тротуарную плиту. Совершенно неожиданно, даже не размышляя об этом, Андрей понял, как его делают, этот плиточный тротуар, и отчего он такой взгорбленный и неровный. Просто укладывается ровным слоем бетон - и по сырому расчерчивается на квадраты. Почва здесь буйная, насыщенная семенами и корнями, где пробивается новое растение там бетонная плитка обламывается и приподымается, как квадратный люк. Эта догадка очень его обрадовала - может быть, как свидетельство разумности окружающего мира.
- Жалко, - сказал он, подлаживаясь под длинный шаг отца, - жалко, что Матвеев твой начальник. Такая дрянь человек.
Имя недруга он произнес специально - и с жестоким любопытством посмотрел при этом на отца. Но лицо отца было спокойным и ясным: он шел и наслаждался прохладой и тишиной. Этому, кстати, у него следовало поучиться: никогда не спешить с ответом, даже если ответ уже на языке. А может быть, не "даже если", а "особенно если". Готовый ответ нехорош уже тем. что он готов.