Паровоз из Гонконга

— Сырую воду не пейте! — крикнул им вдогонку Иван Петрович. Манеру говорить вслед он усвоил от мамы Люды. Вообще, если присмотреться, он с годами все больше походил на старую долговязую женщину, а мама Люда — на мелкорослого мужичка.

И в это время из динамика под навесом, как на вокзале, послышался протяжный голос дежурной:

— Тюрины Иван Петрович и Людмила Павловна, вас вызывает товарищ Букреев.

— Ох, Настасья! — пробормотал Андрей. — Вечно она, животина проклятая!

— Ну что ж, — странным, меняющимся, как бы плывущим голосом сказал отец, — как говорил мой друг Михаил Михайлович, пойдем в крестовую, сиречь в аудиенц-камеру.

Он поднялся, застегнул пуговицы пиджака, подтянул галстук.

Видно было, что отец наливается волнением, полно, выпукло, до самых краев. Руки его затряслись, глаза заслезились, лицо подернулось серой рябью.

Пойдем ты со мной, — глухим голосом сказал он Андрею.

— Нет, папа, нельзя, — ответил Андрей, глядя на него с состраданием. — Меня не вызывали. Иди уж один.

Иван Петрович потоптался на месте, пощупал карман с документам повернулся и, нетвердо шагая, пошел…

Когда отец завернул за угол, Андрей направился к решетчатому павильону «Письма, газеты и журналы». Идя по хрустящей дорожке среди ощетинившихся клумб, он все время чувствовал на своей спине точно на хребтине, костлявый взгляд дежурной из широкого зеркального окна.

В павильоне было сумрачно и прохладно. Сквозь решетчатые стены дул сквознячок, задняя же стенка была, как в улье, от пола до потолка разделена на ячейки. Правда, Андрей ни разу не заглядывал в улей но предполагал, что внутри улей должен выглядеть именно так. Над каждой ячейкой была наклеена бумажка с фамилией. Андрей отыскал ячей Сивцова, пошарил рукой — в ней было, естественно, пусто.

«Надо будет фамилию заклеить, — деловито подумал он. — Какой еще Сивцов? Нет больше никакого Сивцова».

Как и Настасье с мамой Людой, ему тоже казалось, что их встреча не так. Но, в отличие от женщин, он знал, чем это вызвано, и старался все увязать в систему. Звягин? Да, Звягин строг, но справедлив. Одернул, чтобы не заносились с первого дня, но ведь пристроил же, причем не к кому попало, а к своему начальнику штаба. А то явились блатники, сразу жилплощадь им подавай. Матвеев тоже строг и тоже справедлив. Местная сторона доверила ему жилье — и он старается содержать его в порядке. Может быть, Звягин и рассчитывает на его пристальное наблюдение, чтобы глаз не спускал с новоприбывших и неопытных людей. Да, суров, неприветлив, но ведь за рубежом расслабляться нельзя.

— Ну, что такое, на самом деле! — с досадой произнес женским голосом динамик, висящий в углу. — Ходят и ходят, как дикие!

В павильон, волоча за руку Настю, вбежала мама Люда.

— Господи, прямо запретная зона! — зашептала она. — Мы уж и так чуть ли не ползком… Папа там?

Она показала глазами наверх, куда-то на крышу особняка, где серебрился цилиндрический бак.

— Там, — ответил Андрей. — Ну, попили?

— Ай, — махнула рукой мама Люда, — попили водички простой, много ли нам нужно?

Она присела возле журнального столика, взяла на колени Настасью.

— Андрюшенька, какие ж там склады! — со светлой печалью в голосе проговорила она. — Какие ж там склады, чего только нет! Икра, ветчина баночная, печень трески, колбасный фарш, напитки различные…

— Ну вот, — с упреком сказал Андрей, — а ты с собой волокла.

— Да это ж все не для нас! — смеясь и всхлипывая, возразила мама Люда. — Представительские склады, для аппарата. И тащат оттуда ящиками, и тащат… При мне переводчики два раза приходили.

— И нечего было там топтаться, — сказал Андрей. — Представительские значит, для представителей, а мы специалисты.

Но мама Люда его не слушала.

— Тащат коробки в обхватку и морды в сторону воротят, — говорила она. — И замечать не хотят.

Она приумолкла и вдруг оживилась.

— А работает там кто? Жены специалистов. Ящики ворочают, бумажки заполняют… Одна врач по образованию, другая даже кандидат. А что? Я бы тоже могла.

— Мало тебе? — спросил Андрей. — Все мало?! Не наворочалась? Никак остановиться не можешь? Во, ненасытная, правильно говорит тетя Клава.

На этот раз мама Люда рассердилась.

— Ты про тетю Клаву молчи! — громко сказала она. — Понял? Я тебе про нее такое могу рассказать…

— Не надо.

— Вот и я говорю: не надо. А на склад я еще устроюсь, погодите. Все они у меня вот здесь будут…

И мама Люда крепко сжала, поднявши кверху, свои маленький кулачок.

Отца ждали долго: небо густо покраснело, в павильоне стало темно и совсем прохладно. Наконец отец вышел на крыльцо, взглянул по сторонам, посмотрел за угол, на киноплощадку и решительно направился к павильону.

— Вот вы где прячетесь! — сказал он входя.

Лицо у него было хоть и измученное, но приветливое, как у человека, которому удалили больной зуб. И, глядя на отца, Андрей тоже почувствовал облегчение и благодарность — неизвестно к кому и за что. Скорее всего к советнику — за то, что он не обидел отца.

— Где ж ты был так долго? — жалобно спросила мама Люда.

— Что значит «где»? — удивился отец. — У советника, потом в бухгалтерии…