Паровоз из Гонконга

И Андрей рассказал все как было, опустив лишь слово «эмигранты», произнесенное мадам Букреевой.

— Ванюшка, — запинаясь, проговорила мама Люда, — но ведь ты завтра не можешь? У тебя тесты.

— Какие там тесты, — тускло отозвался отец и, морщась, передернул плечами. — Кончилось все.

Добавить к этому было нечего. Все понуро умолкли. Отец поднялся, отошел в тень, надел рубаху с длинными рукавами, застегнул все пуговицы. На щеке у него вновь появилось и стало багроветь странное овальное пятно.

— Надо собираться, — глухо и невнятно проговорил он. — Собираться надо. Все как по команде повернулись в сторону океана. Тамара уже выгнала Руди из воды, он стоял рядом с нею и, жестикулируя, что-то рассказывал. Ясное дело, что. Тонкая мальчишеская фигурка его казалась на зеленом фоне океана ярко-красной, ветер трепал короткие седые волосы его матери.

— Ай, к черту, — вдруг обозлившись, сказала мама Люда. — Вечно мы, как кролики, бегаем. Люди с нами, как с людьми, а что хорошего они от нас видят?

Никто ей не ответил: пустой это был разговор.

Тамара вернулась спокойная и серьезная, она ни о чем не стала спрашивать, предоставив Тюриным самим решать, как им поступать дальше. А Руди так и не подошел: сел на песок в центре пляжа, на самом солнце, и, не глядя в сторону Тюриных, принялся сосредоточенно пересыпать из руки в руку песок.

Посидели, поговорили о незначительных вещах. Настроение было скверное. Оставшиеся шашлыки казались мертвыми, на них не хотелось даже смотреть. Тюрины никак не могли решиться…

— Ну, что ж, — сказала Тамара, — пора собираться, не так ли?

— Да, пора, — торопливо ответила мама Люда.

В полном молчании компания свернула свой пляжный скарб. Руди не двигался с места.

— Что ж ты, мужчина мой? — сказала ему Тамара. — Иди, помогай.

Руди молча встал, взгляд его блуждал, губы подергивались. Потом он гневно фыркнул, произнес какую-то фразу и, резко отвернувшись, принялся копать ногой песок.

— Что он сказал? — спросила мама Люда.

— Так, глупости, — сердито ответила Тамара. — Он у мамы дурачок.

Но Андрей уже немного понимал жаргон своего приятеля. Смысл того, что сказал Руди, заключался в следующем: «Ты со мной по-русски больше не говори».

21

Беда никогда не приходит одна. Вернувшись в «Эльдорадо», Тюрины нашли на холодильнике две официальных бумажки. На красочном фирменном листе (еще колониальной печати, с раздельным написанием «Эль До-радо») перечислялись правила для постояльцев, зеленым фломастером было заключено в рамку то место, где говорилось, что пользование электроприборами, как то электронагревателями, кипятильниками, утюгами, плитками и холодильниками, категорически воспрещается, равно как и приготовление в номерах пищи, поскольку в сеть можно включать только электробритвы, радиоприемники и фены. На другой цидулке, напечатанной на машинке, администрация гостиницы уведомляла, что при повторном использовании электроприборов, отмеченных в правилах, эти приборы будут конфискованы и копия акта о конфискации будет передана в консульский отдел соответствующего посольства. «Настоящее предупреждение является окончательным и последним, необходимые меры будут приняты незамедлительно».

Некоторое время все четверо молча сидели рядком на одной постели. Сразу навалилась духота, стало неприятно. Андрей чувствовал, как сердце колотится в самом горле, чуть ниже языка.

— А теперь мы поедем домой, в Щербатов, — полуутвердительно кивая себе, как будто беседуя с куклой, проговорила Настасья.

— Да что ж они, взбесились все, что ли? — жалобно произнесла мама Люда.

— Изжить нас решили совсем?

— Ну-ка, открой дверь холодильника, — невнятным голосом проговорил отец.

Эти слова прозвучали так странно, издалека, как будто он подал голос из погреба. Мама Люда на него поглядела.

— Ванюшка, ты что? — спросила она с беспокойством. — Плохо себя чувствуешь?

— Так, не особенно как-то… — пробормотал отец. — Перегрелся, должно быть, пройдет. Ну, открой холодильник, не бойся.

Андрей распахнул дверцу — внутри их доброго «Смоленска» была темнота.

— Все понятно, они силовую линию у нас вырубили, — с трудом проговорил отец. — Вон, на полу лужа натекла.

— Господи, — мама всплеснула руками и поднялась, — мясо к утру пропадет! Она подошла к холодильнику, пошарила в морозильной камере, выпрямилась.

— Все разморозилось, — сказала она упавшим голосом. — Просто беда. Иван, возьми себя в руки. Иди к администратору. Да бутылку водки с собой захвати!

— Понедельник сегодня, — глухо сказал отец, потирая ладонью левый висок. Он имел в виду воскресенье, но никто его не поправил: и так было ясно — до завтра придется потерпеть.

— Так ведь жара! — ужаснулась мама Люда. — Все пропадет! Ну, вставай же! Беги, ищи электрика, он поможет. И Анджела сегодня как назло выходная. Ну, что ты такой раскислый! Мужик ты или не мужик?

— Голова как-то… — пожаловался Иван Петрович, не поднимаясь. — Как обручем схватило, и в глазах темно.

— Ах, не вовремя ты это затеял… — простонала мама Люда.

Наступила тишина.