Парс Фортуны

– К тому времени я успела сняться в двух фильмах. Играла второстепенных героинь, ничего интересного. Мне предложили принять участие в пробах на главную женскую роль в маленьком сериале, в то время это называлось многосерийным фильмом. Конечно, я не верила, что меня могут взять. Волновалась, перепутала все слова, добавила от себя. Днём сходила на пробы, а вечером состоялся тот роковой разговор с рыдающей Изольдой. Она меня так благодарила. Упала на колени, я, конечно, не ожидала, бросилась к ней, подняла. Потом долго плакали, обнявшись. А утром мне позвонили и сказали, что роль моя. Им очень понравился тот образ героини, который я создала, немного поменяв текст и подачу.

Потрясённый, я молчал, не в силах вымолвить ни слова. Я уже понял, как поступила Майя Фёдоровна, почему не помнил её в главной роли известного многосерийного фильма. Только на месте сердца пульсировал клубок боли, который много лет несла в себе эта удивительная женщина.

А леди смахнула слезу и продолжила:

– Я так и не сказала мужу. Всё откладывала, думала, как-нибудь потом расскажу, при случае, когда всё заживёт. Вместе посмеёмся над превратностями судьбы. Но сначала было очень больно, потом не до того, а через время Николая не стало. Соседям тоже не сказала, они бы не приняли такой жертвы.

– Майя Фёдоровна, – прошептал я, – вы рассказываете мне первому?

– Именно рассказываю – да. Но несколько лет назад Анечка случайно об этом узнала. Это отдельная, очень интересная история, возможно, как-нибудь расскажу, но не сейчас, иначе мы с вами просидим до вечера, а я не могу так злоупотреблять вашим терпением.

– Так вы, по сути, воспитали Аню?

– Да, можно сказать и так. Она очень любит родителей, но мне кажется, я ей ближе. – Майя Фёдоровна засмеялась сквозь слёзы. – Наверно, так думают все несчастные няни, которые слишком привязались к своим чадам. Но фактически родители стали заниматься Анечкой уже во взрослом возрасте. Держали в рамках, постоянно ограничивали. Музыкалка, художка, художественная гимнастика, танцы, гимназия с углублённым изучением английского и французского, а в ней – класс с математическим уклоном. Бедной девочке некогда было погулять, только по пути из школы домой, из дома в секцию. Иногда она просила меня соврать родителям, что я забираю её, чтобы отвести в музыкалку. Сама она была неспособна ко лжи, абсолютно. И просто спала у меня дома. На неё навалили столько, что девочка ночью на сон могла выделить не более пяти часов. Зато, когда приходили гости, Анечка играла на фортепьяно, демонстрировала свои картины, занимавшие первые места на конкурсах, и читала стихи по-французски. И все поздравляли Изольду с успехами в воспитании. А у меня сжималось сердце. Нет, не от ревности. Мне казалось, что они с Антоном делают не то.

Рассказ захватил меня полностью. Но когда Майя Фёдоровна остановилась, я не смел прервать её молчание. Теперь я уважал её не просто как интересную женщину, она стала для меня героиней.

Леди, видимо, и не подозревающая о моих мыслях, налила в чашку остывший чай и отпила маленький глоточек. Я терпеливо ждал.

– Иногда я думаю, в том, что происходит сейчас, виновата именно их строгость, – прошептала Майя Фёдоровна так тихо, что я едва расслышал.

Глава 26 Сюрприз

Общение бывает разным. Иногда собеседнику непременно нужно давать понять, что ты его слушаешь, обозначая своё присутствие кивками, поддакиванием, уместными вопросами. А иногда нужно не мешать. Стать той неравнодушной тишиной, в которой израненной душе проще высказаться, заполнить пространство нежной грустью, которая не нуждается в фальшивом внимании. Остаются только сердца, стучащие в унисон, непроизвольные искренние слёзы, широко открытые глаза, сбившееся дыхание.

В таком разговоре не напрягают длинные паузы. Я терпеливо ждал, когда Майя Фёдоровна продолжит свой рассказ. И она снова заговорила:

– Психологам хорошо известно: когда ребёнка долго держат в ежовых рукавицах, бунт неминуем. Иногда он выставляется напоказ. Побег из дома, демонстративно обрезанные или перекрашенные в яркий цвет волосы, набитые на видном месте тату. Ярость, неожиданно излитая на гостей родителей, испорченные семейные реликвии – список можно продолжать бесконечно. Но бывает и скрытый бунт. Ребёнок не спорит с родителями, соблюдает предписанные правила, но при этом втихую попирает ту мораль, которую ему всю жизнь прививали. Он становится худшей версией себя. Выпускает наружу то, что Юнг много лет назад назвал тенью. Но это происходит там, где ребёнка не видят родители. Часто они ни о чём не подозревают.

– Аня сильно изменилась? – тихо спросил я, когда хозяйка замолчала.

– Всё гораздо хуже. Она связалась не с тем человеком. У меня много хороших знакомых в академических кругах. Анечка изменила подход к учёбе. Это первый и самый дурной признак.

– Отметки за экзамены стала хуже приносить? – невольно усмехнулся я.