Партия эсеров. От мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции

Возводя беспринципность в своего рода принцип, выдавая эклектизм за «широту» взглядов и противопоставляя эту «широту» «узости» марксизма, эсеры пытались «прикрыть свое внутреннее бессилие размашистостью порыва, «широтой» программы, сиречь (читай) беспринципным сочетанием самых различных и противоположных программ, одинаково приложимых, именно в силу этого их качества, и к интеллигенции, и к пролетариату, и к крестьянству»⁸⁵.

Попытка опереться на все классы, так же как и связанный с ней эклектизм, является характерным признаком политического авантюризма, который «не думает о последовательности, стараясь только уловить момент, воспользоваться борьбой идей для оправдания и сохранения безыдейности⁸⁶. Еще Маркс писал, что «демократ, представляя мелкую буржуазию, т.е. переходный класс, в котором взаимно притупляются интересы двух классов, — воображает поэтому, что он вообще стоит выше классового антагонизма. Демократы допускают, что против них стоит привилегированный класс, но вместе со всеми остальными слоями нации они составляют народ»⁸⁷.

Перенося классовые различия из производства в распределение, эсеры отрицали наличие какой-либо разницы между пролетариатом и крестьянством, поскольку они, так же как и интеллигенция, живут на средства, заработанные личным трудом. В этом теоретики новой партии следовали за вульгарными социалистами, которые видели отличительные признаки различных классов общества в источниках дохода.

Исходя из принципа «трудовых доходов», эсеры создавали некий триединый класс: крестьянство — пролетариат — интеллигенция. На этот «класс-троицу» и мечтала опереться партия социалистов-революционеров. «Настоящая социалистическая партия, — записано в одном из эсеровских документов, — должна объединить весь рабочий класс — народ: и трудовое крестьянство, и наемных рабочих (пролетариев), и тружеников-интеллигентов, учителей, фельдшеров, докторов, писателей, т.е. всех живущих трудом своим, а не беструдовым доходом»⁸⁸.

В соответствии со своими субъективно-идеалистическими взглядами на исторический процесс теоретики социал-революционаризма фактически вообще отрицали роль деления общества на классы. Их внимание привлекал не класс, «не богач и не бедняк, не буржуа и не пролетарий, не помещик и не крестьянин, не интеллигент и не дикарь… а каждый из них — постольку, поскольку он есть человеческая личность, способная к непрерывному, всестороннему развитию»⁸⁹.

В. М. Чернов объявлял человека «мерилом истины». Эмоциональная природа человека, писал он, его потребности, следовательно, субъективная сторона его духа суть настоящие законодатели в области истинного для него, человека⁹⁰. Что касается «экономических данных», то они имеют «лишь значение негативных, отрицательных условий, ограничивающих… проявление потенций, заключенных в человеческой природе»⁹¹. Н. Д. Авксентьев выражался прямее. Человек, писал он, создает «свой закон из собственной разумной воли»⁹².

Из подобных рассуждений естественно вытекал вывод, что интересы крестьянства, рабочего класса, интеллигенции полностью тождественны и поэтому их должна объединять одна «надклассовая» партия. Социалисты-революционеры, таким образом, разделяли свойственную демократическим партиям в период борьбы с феодализмом и абсолютизмом иллюзию о возможности существования подобной партии. Но тогда эта иллюзия порождалась совместной борьбой буржуазии и трудящихся против общего врага, а за спиной у авторов идеи «надклассовой» партии не было опыта предшествующих революций. В России шла борьба не только против абсолютизма, но и против буржуазии, а от прошлого остался опыт европейских революций XIX в., который наглядно доказал несостоятельность этой идеи.

В ряде эсеровских документов, в частности в резолюциях I конференции (1908 г.), утверждалось, что социалисты-революционеры воплотили в своей программе идею союза рабочего класса и крестьянства. Однако подобное утверждение не соответствовало действительности. Ведь включая в понятие «рабочий класс» и пролетариат, и крестьянство, и интеллигенцию, эсеры вели речь не о союзе, а об отсутствии определенных классовых границ между ними, т.е. фактически ратовали за слияние пролетариата, крестьянства и интеллигенции в один класс. Их попытки в равной мере опереться на все три социальных слоя неизбежно вели «к идейному порабощению русского пролетариата русской буржуазной демократией»⁹³ и пренебрежительное отношение социалистов-революционеров к теории шло на пользу буржуазной идеологии.

Разделяя иллюзии старого русского народничества о том, что крестьянская община — ступень к переходу в социализм, а крестьянин — природный социалист, социалисты-революционеры объявили крестьянство главной движущей силой революции, полагая, что лишь деревня может стать «возбуждающим моментом», а пролетариат — «слишком узкий фундамент, чтобы опирающаяся на него политическая партия могла играть определяющую роль в политике страны»⁹⁴.