Партия эсеров. От мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции

Новый революционный подъем застал социалистов-революционеров врасплох, поскольку они не рассчитывали на то, что в ближайшем будущем «скованность народной энергии» будет разорвана. Доказательством их растерянности служили неспособность определить причины перелома в настроении масс, предложить отвечающие новым условиям тактику и программные требования.

На первых порах эсеровские идеологи ограничились констатацией развития революционного движения в городе и деревне, заявив, что «правительству не удастся остановить ход истории» и «трудовые массы, наверное, восторжествуют над царским абсолютизмом»¹⁷¹.

В обострившейся идеологической борьбе эсеры вновь выступили с претензией на создание надклассовой социалистической партии, опирающейся на «единый рабочий класс». «…Притязания одной фракции большевиков, — писали они, — вобрать в себя все рабочее движение в той же мере безрассудны и нелепы, как и стремление двух фракций с.-д. воплотить в себе все социалистическое движение в России. Только объединению всех социалистических течений в единую партию принадлежит будущее.

И мы, выставив этот лозунг с начала 1900 г., остаемся верны ему до конца»¹⁷².

В связи с подобными заявлениями В. И. Ленин подчеркивал, что «надо серьезно разобрать теоретическое содержание таких течений мысли, как народничество…»¹⁷³ и изучить опыт массового рабочего движения с точки зрения сплочения большинства рабочих вокруг «принципиальных решений, применяемых и к выборам, и к страхованию, и к работе в профессиональных союзах, и к стачечному движению, и к «подполью» и так далее»¹⁷⁴. Это изучение покажет, что сплочение настоящей рабочей партии происходит вопреки народническим группам и выражается в отходе от них пролетариата.

Так и не разобравшись в характере предстоявшей революции, эсеры продолжали утверждать, что она будет носить «не только политический, но и ясно выраженный социальный характер», поскольку «отчасти» поставит вопрос «о самом существовании экономически привилегированных классов»¹⁷⁵. Это решение III конференции «Заграничной федерации эсеров» еще раз свидетельствовало об отсутствии у них четкого представления о границах программы-минимум и программы-максимум. Первую предполагалось осуществить в рамках капиталистического строя, а вторая предусматривала его уничтожение.

Однако резолюция «Комитета по делам международного социализма» (ноябрь 1912 г.) призывала использовать наступивший революционный подъем для одновременной «борьбы против царизма и солидарного с ним капитализма»¹⁷⁶. Таким образом, эсеровское определение расстановки классовых сил не отражало действительного положения вещей.

В новом революционном подъеме рабочий класс выступал как авангард всех трудящихся, как класс — гегемон освободительного движения народа. Под его влиянием нарастало недовольство в армии и на флоте. Под воздействием рабочего движения, отмечал В. И. Ленин, крестьянская демократия, колебавшаяся между либерализмом и марксизмом, в лучшей ее части отворачивалась от либерализма к рабочему авангарду. «Августовское» (1913 г.) совещание ПК РСДРП с партийными работниками констатировало в своих документах, что «рабочий класс снова становится вождем и вдохновителем всего освободительного движения в стране». Беря на себя «задачу пробуждения и сплочения всей демократии», он «по-прежнему выступает как руководитель в революционной борьбе за общенациональное освобождение»¹⁷⁷.

Усиление стачечной борьбы пролетариата как главный фактор революционного подъема признали и эсеры, заявившие, что «революционное движение, начатое пролетариатом больших городов, стремится охватить и крестьянскую Русь»¹⁷⁸. В то же время их идеологи, ссылаясь на социалистический характер крестьянского движения, продолжали отрицать руководящую роль рабочего класса, хотя в отношении к аграрной программе партии среди социалистов-революционеров не было единства.

Осуждая столыпинскую аграрную реформу, эсеры считали ее проявлением «слепого стремления» самодержавия «уничтожить все, что кажется опасным для всесильных дворянства и буржуазии»¹⁷⁹, в том числе и крестьянскую общину. Причины ломки общины, по их мнению, лежали не в области экономики, а в области чистой политики. Игнорируя классовое расслоение деревни, идеологи эсеров рассматривали крестьянство как единое целое, а разложение сельской общины — как следствие «насильственных действий командующих классов, которым существование этого института было невыгодно»¹⁸⁰.