Партия эсеров. От мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции

Переход большей части партии социалистов-революционеров во главе с руководством под знамена социал-шовинизма и оборончества не мог способствовать ее сплочению и в то же время не был простым следствием злой воли кого-либо из эсеровских лидеров. Дело в том, что эсеры как партия с самого начала заняли внутренне противоречивую и скользкую позицию, на которой нельзя было удержаться без постоянных падений и шатаний, и ошибки их лидеров были не причиной, а следствием, «неизбежным результатом фальшивой программной и политической позиции»²²⁰.

Политическая линия, проводившаяся партией социалистов-революционеров, подтвердила, что «ахиллесова пята мелкобуржуазной политики — неуменье… избавиться от идейной и политической гегемонии либеральных буржуа»²²¹. Об этом свидетельствовала не только позиция, занятая этой партией в годы, предшествовавшие Февральской революции, но и поведение лидеров мелкобуржуазной демократии после ее победы.

Глава четвертая ««РЕВОЛЮЦИОННАЯ ДЕМОКРАТИЯ» = РЕАКЦИОННАЯ ДЕМОКРАТИЯ» 222

После свержения самодержавия к политике потянулось громадное количество обывателей, миллионы мелких хозяйчиков, стоявших между буржуазией и пролетариатом. В партию эсеров устремилась обывательски-мещанская масса, которую привлекали социал-патриотизм, оборончество, рассчитанная на все вкусы аморфная эклектическая программа, рыхлая организационная структура, дававшая право любому именоваться членом этой партии.

«Все могли валить на широкий эсеровский двор, — писал А. В. Луначарский. — Чувствовалось, что кадетская партия по общему размаху движения не может стать выразителем сколько-нибудь широких масс. Вместе с тем партия эсеров ни к чему не обязывала. Поэтому она разбухала не по дням, а по часам»²²³. В ряды социалистов-революционеров хлынули, как их иронически именовали в самой партии, «мартовские эсеры» — интеллигенты, чиновники, офицеры, мелкие торговцы, по своим политическим настроениям часто почти не отличавшиеся от кадетов. Не случайно в ряде эсеровских организаций раздавались голоса о необходимости разделить членов партии на «полномочных» (подразумевались старые члены партии) и «полуправных» (к ним относилось «мартовское пополнение»).

Сказанное не означает, что рост партии эсеров носил чисто стихийный характер. Умело используя благоприятную обстановку и настроение масс, применяя самые разнообразные методы, в том числе и откровенно демагогические, вроде обещания дать каждому крестьянину 30 десятин земли, руководство партии развернуло вербовку новых членов. Характерна в этом отношении деятельность эсеров в Поволжье, где их влияние было сравнительно сильным. За полтора месяца после победы Февральской революции сормовские эсеры распространили среди населения 40 тыс. листовок, 14 тыс. газет и 10 тыс. брошюр. В Балахнинском уезде Нижегородской губернии группа агитаторов-эсеров объехала 30 селений, где обещала крестьянам дать землю и призывала их вступать в партию. В самой Балахне после митинга в эсеровскую партию записалось сразу 50 человек²²⁴.

«У нас в то время все называли себя социалистами-революционерами, — вспоминал участник революционных событий в Николаевском уезде Самарской губернии В. Г. Лысов, — а в действительности у нас тогда в деревне никто не знал подлинной программы этой партии»²²⁵. Газета «Пролетариат Поволжья» отмечала: «Все-таки крестьяне любят считать себя эсерами, не столько зная программу партии, сколько веря в нее»²²⁶. Это замечание справедливо подчеркивает веру крестьян в уравнительное землепользование, которая способствовала популярности эсеров.

Эсеровские руководители видели, что к ним в партию идут в первую очередь крестьяне, служащие, мещане. Об этом говорил, например, председатель Нижегородского губкома социалистов-революционеров Любин. А руководитель Дорогобужской организации партии (Смоленская губ.) поручик Незнамов писал, что именно «обыватель, относившийся сперва к нашей деятельности с большим недоверием и страхом… привыкает к партии и ее лозунгам, в комитет сплошь и рядом являются обыватели — ходатаи по разным делам чисто житейского свойства»²²⁷.

Однако нельзя считать, что эсеры не пользовались никаким влиянием среди рабочих. На Обуховском заводе в Петрограде эсеровская организация в марте 1917 г. разбухла до 500 человек. На Усть-Ижорской верфи в эсеровскую организацию записалось 300 человек. В начале 1917 г. в Сормове было всего 80 эсеров, а к середине апреля — уже 1500. На Самарском трубочном заводе число эсеров достигло около 12 тыс., в то время как большевистская организация насчитывала свыше 2 тыс. членов²²⁸. На Сергиевском заводе Самарской губернии эсеров было 1 тыс. человек²²⁹, а в Сызрани — 900²³⁰. В некоторых городах (Петроград, Екатеринослав) численность большевиков и эсеров была почти одинакова, в других (Иваново-Вознесенск) преобладали большевики²³¹.