В 1937 году Мехлис был назначен начальником Главного управления политической пропаганды Красной Армии и заместителем наркома обороны. В «Бюллетене оппозиции» это назначение комментировалось следующим образом: «Назначая свою лошадь в сенаторы, Калигула хотел унизить римский сенат. Назначая своего лакея Мехлиса в вожди Красной Армии, Сталин преследует гораздо менее платонические цели. Бывший личный секретарь Сталина, бездарный карьерист, спец по закулисной интриге, исполнитель наиболее грязных дел хозяина, Мехлис силён лишь поддержкой Сталина. Мехлис — замнаркомвоена! Кто поверил бы этому ещё полгода тому назад? Чем больше „врагов народа“ истребляет Сталин, подымаясь на их трупах вверх, тем большая пустота образуется вокруг него. Резервы верных ограничены сегодня субъектами типа Мехлиса» [418].
На новом посту Мехлис принял руководящее участие в завершении разгрома командных кадров. Он многократно выезжал в военные округа, где проводил аресты командиров среднего звена и посылал Сталину шифровки с просьбой санкционировать арест наиболее крупных военачальников.
О иезуитстве Мехлиса и садистском удовлетворении, которое он испытывал в годы массовых репрессий, рассказывается в воспоминаниях Б. Ефимова. Здесь приводится рассказ Михаила Кольцова о беседе с Мехлисом: «Сидим в моём кабинете, а он вдруг говорит: „А знаешь, Миша, надо очень и очень присмотреться к Августу Потоцкому. Это, безусловно, замаскированный враг“. Я обомлел. „Что ты, Лев? —говорю, Август?! Этот честнейший, преданнейший большевик? Старый политкаторжанин?“ — „Да, да, Миша,— отвечает Мехлис нетерпеливо и злобно,— именно он, честнейший и преданнейший. Именно из таких, как ты говоришь, “честнейших”, царская охранка вербовала провокаторов!..“ И в эту минуту в кабинет вошёл… Август с газетными полосами на подпись. Ты бы видел, как мгновенно и жутко изменилось лицо Мехлиса, как ласково и приветливо он заговорил: „А-а!.. Товарищ Август! Рад вас видеть! Как поживаете, дорогой, как здоровье?“ — „Спасибо! Стареем, товарищ Мехлис, стареем…“ — „Ну, что вы, товарищ Август! Вам ещё рано стареть! Вон вы какой богатырь. Ещё поработаете для “Правды”, для партии!“…А ведь Август, видимо, уже конченный человек. Это вопрос дней» [419].
12. Шкирятов
Шкирятов, работавший с 1934 года секретарём партколлегии Комиссии партийного контроля, стал фактическим главой этой Комиссии после того, как Ежову в сентябре 1936 года было поручено «9/10 своего времени отдавать работе в НКВД». О характере участия Шкирятова в великой чистке рассказывалось на июньском пленуме ЦК 1957 года: «Шкирятов механически штамповал все незаконные действия органов… которые без всякого основания арестовывали многих коммунистов и об этом сообщали Шкирятову, а Шкирятов, в свою очередь, принимал единоличное решение: исключить арестованного из членов партии, как врага народа… Получалось, что основанием для исключения из партии арестованного являлось сообщение… о факте ареста, а основанием для обвинения во вражеской деятельности арестованного было постановление КПК об исключении его из партии как врага народа» [420].
О власти, которую приобрёл Шкирятов, говорит следующий факт. В 1939 году партийный работник А. В. Снегов, освобождённый из тюрьмы, побывал у нескольких членов Политбюро и рассказал им о том, что творится в застенках НКВД. После этого один лишь Микоян счёл нужным обратиться к Шкирятову с просьбой об ускорении партийной реабилитации Снегова. Когда Снегов пришёл к Шкирятову в КПК, он был там вновь арестован, после чего провёл 17 лет в лагерях [421].
Поведение названных выше лиц в 1936—1938 годах подтвердило правильность замечания Троцкого о том, что ближайшее сталинское окружение «состоит из средних бюрократов, опьянённых вырванной ими у партии властью» [422].
Большинство этих людей осуществляло свою дьявольскую миссию, по-видимому, без удовольствия. Будучи предоставленными самим себе, они, вероятно, отказались бы от проведения великой чистки. Об этом свидетельствует то, что буквально на следующий день после смерти Сталина они приостановили новый вал террора, угрожавший превзойти все предшествовавшие. Вслед за этим они достаточно быстро и легко расправились с Берией и его сатрапами, захватившими все ведущие посты в МВД, и приступили к массовой реабилитации ранее осуждённых.
Эти люди, не смевшие при Сталине и заикнуться о своих сомнениях в правомерности репрессий, ясно сознавали их необоснованность. Когда на июльском пленуме ЦК 1953 года Хрущёв заявил: «Давайте посмотрим дела 1937 года и после 1937 года. Среди них было много липовых дел», из зала последовала реплика: «Больше половины липа, правильно». Не встретило никаких возражений и другое заявление Хрущёва: «Особое совещание — вот вам самый настоящий террор» [423].