Партия расстрелянных

Постышев: …Что тут удивляться? …Я подсчитал и выходит, что 12 лет сидели враги. По советской линии то же самое сидело враждебное руководство. Они сидели и подбирали свои кадры. Например, у нас в облисполкоме вплоть до технических работников самые матёрые враги, которые признались в своей вредительской работе и ведут себя нахально, начиная с председателя облисполкома, с его заместителя, консультантов, секретарей — все враги. Абсолютно все отделы облисполкома были засорены врагами. ‹…› Теперь возьмите председателей райисполкомов — все враги. 60 председателей райисполкомов — все враги. Подавляющее большинство вторых секретарей, я уже не говорю о первых,— враги, и не просто враги, но там много сидело шпионов: поляки, латыши, подбирали всякую махровую сволочь…

Булганин: Честные люди хоть были там?.. Получается, что нет ни одного честного человека.

Постышев: Я говорю о руководящей головке. Из руководящей головки, из секретарей райкомов, председателей райисполкомов почти ни одного человека честного не оказалось. А что же вы удивляетесь?

Молотов: Не преувеличиваете ли вы, тов. Постышев?

Постышев: Нет, не преувеличиваю. Вот, возьмите облисполком. Люди сидят. Материалы есть, и они признаются, сами показывают о своей враждебной и шпионской работе.

Молотов: Проверять надо материалы.

Микоян: Выходит, что внизу, во всех райкомах враги…

Берия: Неужели все члены пленумов райкомов оказались врагами?..

Каганович: Нельзя обосновывать тем, что все были мошенники [50].

Зная, что тотальная чистка партийных кадров развёртывается по всей стране, Постышев, совсем недавно обвинённый в либерализме, не мог понять, почему его теперь упрекают в прямо противоположном — излишнем рвении при «выкорчевывании врагов народа». Отсюда рефрен, проходящий через всё его выступление: «Что же вы удивляетесь?»

Однако Сталину, наметившему полное уничтожение прежнего партийно-государственного аппарата, массовый роспуск партийных комитетов представлялся всё же опасной мерой, способной вызвать столь же массовый протест коммунистов. Поэтому во время речей последующих ораторов, упоминавших о данной инициативе Постышева, Сталин бросал угрожающие реплики: «Это расстрел организации. К себе они мягко относятся, а районные организации они расстреливают… Это значит поднять партийные массы против ЦК, иначе это понять нельзя» [51].

После этого почти каждый выступающий счёл нужным бросить камень в Постышева. Особенно яростные обвинения прозвучали в выступлении Кагановича, который заявил, что чрезмерное усердие Постышева в Куйбышеве является продолжением его недостаточного усердия в Киеве. «Слепота т. Постышева, проявившаяся в Киеве,— утверждал Каганович,— граничит с преступлением, потому что он не видел врага, даже тогда, когда все воробьи на крышах чирикали… Главный его грех в том, что он не умеет отличить врага от друга, ‹…› друга от врага. Это его первородный грех. Если он в Киеве не мог отличить врага от друга, если он врага принимал за друга, то этот же грех привёл его к тому, что в Куйбышеве он не смог отличить друга от врага и записывает друзей во враги».

Каганович сообщил, что перед пленумом Постышева намечалось назначить председателем Комиссии советского контроля, но после его речи на пленуме «вряд ли Центральный Комитет сумеет доверить ему такой пост» [52].

После этого вконец деморализованный и запуганный Постышев попросил слово для заявления, в котором униженно каялся в своих ошибках. «Как я произнёс эту речь — я и сам понять не могу,— говорил он.— …Я ошибок наделал много. Я их не понимал. Может быть, я и сейчас их ещё не понял до конца. Я только одно скажу, что я речь сказал неправильную, непартийную, и прошу Пленум ЦК меня за эту речь простить».

Обсуждение «дела Постышева» завершилось кратким выступлением Сталина, в котором говорилось: «У нас здесь в президиуме ЦК, или Политбюро, как хотите, сложилось мнение, что после всего сложившегося надо какие-либо меры принять в отношении тов. Постышева. И мнение сложилось такое, что следовало бы его вывести из кандидатов в члены Политбюро, оставив его членом ЦК» [53]. Такое решение было немедленно принято.