Партия расстрелянных

Нередко «преступлениями» или во всяком случае проступками, не допускавшими восстановления в партии, признавались не вполне «ортодоксальные», с точки зрения сталинистов, высказывания, произнесённые много лет назад. Так, во время разбора апелляции бывшего партийного работника Ефимова ему напомнили об «ошибке», допущенной им в лекции, прочитанной в 1935 году. «Ошибка» эта сводилась к следующему: на вопрос, почему на первом процессе Зиновьева он не был приговорён к расстрелу, Ефимов ответил: Зиновьев — старый революционер и теоретик, работавший вместе с Лениным в эмиграции, член ЦК партии с 1907 по 1927 год, а после революции — член Политбюро и председатель Исполкома Коминтерна; поэтому его расстрел нанёс бы «моральный урон мировому коммунистическому движению, подорвав его нравственный авторитет в широких партийных массах за рубежом». Зачитав этот ответ, донос о котором хранился в партийном архиве, первый секретарь Ленинградского обкома Спиридонов упрекнул Ефимова в том, что он двадцать лет назад ответил на вопрос «неправильно, не по-партийному». Этот факт, наряду с другими аналогичными «ошибками» Ефимова в 30-е годы, послужил основанием для отказа в восстановлении в партии [722].

Ещё более настороженно «переследователи» 50—60-х годов относились к участникам бывших оппозиций, судьба которых после освобождения из лагерей складывалась намного труднее, чем судьба других узников сталинизма. Сам факт участия в легальной левой оппозиции 20-х годов (не говоря уже о её подпольных формированиях в последующие годы) считался достаточным для отказа в партийной реабилитации.

Отражая эту установку, справка Комитета партийного контроля указывала: «При рассмотрении дел иногда выяснялось, что среди реабилитированных по суду и подавших заявления о восстановлении в КПСС были лица, которые в период острой борьбы с троцкистами, зиновьевцами и правыми оппортунистами активно выступали против партии, в защиту оппозиции. Этих людей не было оснований привлекать к судебной ответственности, но из партии они в своё время были исключены правильно. Поэтому Комитет партийного контроля отказывал таким лицам в восстановлении в КПСС» [723].

О том, как проходил разбор апелляций бывших оппозиционеров, рассказывается в воспоминаниях Е. Осипова. Во время слушания его дела в 1958 году на бюро Ленинградского обкома он обнаружил, что партийные органы в 30-е годы пользовались другими материалами, нежели НКВД. Подняв персональное дело Осипова, хранившееся в партийном архиве, докладчик «перечислил столько фактов моего „отступничества“, сколько НКВД далеко не было известно. Во всяком случае, некоторые из них не возникали ни на одном допросе по моему делу — ни в 1935 г., ни позднее». Так, партследователь сообщил, что во время празднования десятилетия Октябрьской революции, когда в Ленинграде проходила альтернативная оппозиционная демонстрация, Осипов, служивший тогда в военной части, охранял пулеметы в Петропавловской крепости. «Если бы НКВД было в своё время всё это известно,— замечал Осипов,— не то, что я бы там что-то такое делал, а что просто имел какое-то касательство к оружию во время тех демонстраций… то меня тотчас бы расстреляли».

Партследователь подробно изложил, в каком году Осипов выступал на стороне оппозиции и читал её платформу, когда он присутствовал на оппозиционном собрании и т. д. После этого выступления докладчику не было задано ни одного вопроса, а председательствующий на заседании Спиридонов заявил: «Предлагаю Осипова в партии не восстанавливать ввиду его слишком большой активности в оппозиции, а также… ввиду слишком долгого пребывания вне рядов партии».

На том же заседании рассматривалась апелляция бывшего рабочего Ижорского завода, который привёл на штурм Зимнего дворца пятьсот красногвардейцев из Колпина. Этот человек, в 1925—1927 годах поддерживавший, как и большинство ленинградских коммунистов, «новую оппозицию», тем не менее при Кирове работал заместителем председателя Ленсовета. Находясь с 1935 года в ссылке, он после начавшихся там арестов сам пришёл в местное отделение НКВД и заявил: «Почему вы всех моих товарищей забираете, а меня нет?» На это ему было отвечено: «Идите, немножко погуляйте, не беспокойтесь. Подойдёт очередь и ваша. Что Вы волнуетесь?» Вскоре он был арестован по ложному обвинению в попытке побега из ссылки и получил 10 лет лагерей. И этому человеку ленинградские бюрократы также отказали в восстановлении, используя циничную формулировку об «отрыве от партии (в годы ссылок и лагерей! — В. Р.)» [724].