Партия. Тайный мир коммунистических властителей Китая

За долгие годы Нянь Гуанцзю (его настоящее время) приобрел немало тюремных друзей. Первый срок ему дали в 1963 г. за спекуляцию, потому что в своем родном городе Ушу, провинция Аньхой, он торговал с лотка фруктами. Через несколько лет, во время «культурной революции», капиталистического послужного списка Няна оказалось достаточно, чтобы его вновь отправили за решетку, на сей раз с эпитетом «бычий демон и змеиный дух».[11] После подавления протестов 1989 г. сторонники жесткой партийной линии свалили в кучу предпринимателей и студентов-бунтовщиков, объявив их всех угрозой для государства, и Нянь угодил в тюрьму в третий раз. В камере он сидел с человеком, который и выстроил впоследствии соседний деловой комплекс.

В конце 1970-х гг., пока Нянь был еще на свободе, он открыл лавочку, где торговал традиционным, всем доступным лакомством: жареными присоленными семечками, которые китайцы охотно лузгают на протяжении всего дня. Семечки, в том числе тыквенные, он покупал оптом у фермеров. Предприимчивый и непокорный характер, из-за которого и начались неприятности Няня с властями, помог радикально трансформировать этот бесхитростный бизнес. Неграмотный отец Няня всегда слыл в квартале «дурачком». Ничуть не более начитанному Няню кличка досталась по наследству. Подыскивая яркое, запоминающееся название для семечек, он взял и попросту окрестил их своим дворовым прозвищем. На пакете, рядом с улыбающейся физиономией Няня, было напечатано название продукта: «Дурацкие семечки: выбор умного человека». Новый бренд немедленно приобрел популярность. Через несколько лет дело настолько разрослось, что под началом Няня трудилось более сотни человек. Так он заработал свое первое состояние.

Партийные бонзы Аньхоя, которые руководили одной из самых бедных и густонаселенных провинций Китая, не только не порадовались успеху Няня, но вообще пришли в ужас: а вдруг наверху решат, что существование частного предприятия типа «Дурацких семечек» — это серьезный политический просчет? Провинциальный партийный комитет слал в Пекин доклад за докладом о состоянии дел в компании и заодно интересовался, не следует ли прикрыть эту лавочку за ее капиталистическую сущность. Наконец, в 1984 г., досье на бизнес Няня оказалось на столе не у кого-нибудь, а у самого Дэн Сяопина. Вскоре Дэн нашел хитроумное решение в духе головокружительных экономических экспериментов, за которые он ратовал. Разгон предприятия даст повод считать, что политике открытых дверей пришел конец, сказал он на собрании «старейшин». Есть смысл вернуться к этому делу года через два. «Неужели мы и впрямь боимся, — заметил Дэн, — что «Дурацкие семечки» навредят социализму?»

К моменту нашей встречи в конце 2008 г. Нянь из подрывного капиталистического элемента успел превратиться в бизнес-знаменитость, пользующуюся поддержкой государства. Доказательством его возвышенного статуса был кадровый работник местного отдела пропаганды, встретивший меня при входе в магазин Няня. Китайские чиновники сплошь и рядом ставят палки в колеса журналистам-иностранцам, которые хотят проинтервьюировать тех или иных граждан на предмет былой несправедливости; им не терпится поскорее и подальше спровадить этих гостей. Однако чиновник из Ушу пригласил меня на банкет, предложил устроить экскурсию по городу и вообще просил без стеснений обращаться к нему по любому вопросу. До празднования тридцатого юбилея дэнсяопиновской политики открытых дверей оставались считанные месяцы, и город решил, что здешний уроженец лучше всего годится на роль «талисмана и олицетворения» местной предприимчивой экономики.

Нянь в свои семьдесят с небольшим лет выглядел престарелым волокитой: крестьянский загар, длинноватые волосы и френч а-ля Джавахарлал Неру, подбитый вышитым китайским шелком. Успех не отучил его от провинциальных замашек. Время от времени он громко прочищал глотку, смачно отхаркиваясь прямо на пол кабинета, ничуть не смущаясь, как если бы просто почесывал нос. Громкий, сипловатый от многолетнего курения голос, а речь настолько густо замешана на местном диалекте, что слова не сразу разберешь. Когда Нянь приступил к рассказу о своей жизни, я даже подумал, что ослышался. Неужто он и впрямь только что обвинил Мао в «чудовищных преступлениях» и бессчетных смертях? Чиновник из отдела пропаганды отделался нервным смешком. «Не принимайте его слова за чистую монету», — посоветовал он.