Любовь, ненависть, нежность, желание, боль. Говорят, перед смертью, перед мысленным взглядом людей образуется раскадровка их жизни. Я увидела её всю, но она была не обо мне, а о НАС. Вот наша первая встреча: Саша стоит на крыльце, я, смущаясь и морщась (у меня натёрта нога), некрасиво хромая, шагаю к нему на встречу. Большая светлая переговорная и моё собеседование с ним. Его глаза, усталые и рассерженные: я не такая, какой должна была быть его идеальная сотрудница. Аккуратный профиль, аккуратная стрижка (ни пряди не выбьется), длинные ресницы и насмешливо поджатые губы: он доволен, что почти напугал меня у шлагбаума, но все-таки решил искупить вину, любезно подвозя меня до крыльца. Вот его резкий поворот головы ко мне и снова его глаза, в которых неожиданно вспыхнули интерес и желание.
И снова его глаза, но теперь они близко-близко, и мы почти в темноте. Губы гладят мои. Шёпот: «Иди ко мне». Моё первое прикосновение к его обнажённой коже. Мне не хватает дыхания, когда я смотрю на него, нависающего надо мной, на его смуглую, напряженную шею с детской цепочкой и маленьким мерно раскачивающимся крестиком. Он смотрит на меня, ищет в глазах, что я чувствую? Я тянусь к нему, пытаюсь изогнуться, и его глаза вспыхивают. Вот он заснул: он всегда спал на боку или на животе, подвернув руку.
Вот он смотрит на меня, вот он говорит, вот он улыбается. Саша в куртке и джинсах, Саша в строгом костюме. Саша в домашних шмотках и с газетой в руках, скрестив ноги, заснул на моём диване. И сумасшедшая, невероятная, оглушительная тоска, что этого больше не будет, от чего хочется умереть, закричать или начать биться головой о стену.
«Я любила тебя. Господи, как же я любила! Ну зачем ты меня отпустил? Ну почему ты не остановил меня? Ты же мог меня найти, я же это знаю: в самый последний момент я, наплевав на свою хвалёную гордость, оставила тебе ниточку, отдав ключи от твоей машины соседу. Он должен был рассказать тебе, где разыскать мою маму. А она знала и мой телефон, и адрес. Ты мог связаться с ней. Ты мог приехать за мной!»
Нет ответа. Письмо Саши было отправлено восьмого ноября. С тех пор он не звонил и не искал меня. Я это знаю: неделю назад я всё-таки разблокировала свою сим-карту.
Ту ночь я не помню: впервые в жизни наглоталась снотворного, чтобы упасть и заснуть. Утро разбудило меня розово-синим рассветом, «переговорами» двух котов на соседской крыше, звоном посуды (на кухне хозяйничала тётя Рита) и разговором Кристиана с отцом, который доносился до меня из-за неплотно прикрытого окна, с улицы:
Слушай, ты, пилот «Students», рокотал папа, ты вообще понимаешь, что такое независимый счётчик дистанции, или нет?
Ага. А ты в курсе, что современные люди пользуются ножным обнулителем дистанции и выносным пультом управления?
Что? Да я в твои годы…
Встала с кровати и, улыбнувшись, закрыла окно на задвижку. Да, Кристиан не Арнис, но он всё-таки нашёл путь к сердцу отца, а значит, второй раунд выигран. И смирившийся папа, в душе, кажется, очень горд, что его сын вопреки всему выбрал его профессию.
Сев на кровати, взяла в руки телефон, посмотрела на пропущенные звонки, мысленно ахнула и набрала Вадику.
Привет, ты живая? выдохнул Шевелёв. Слушай, я тебе вчера четыре раза перезванивал, но ты не брала трубку. И я решил, ты снова исчезла.
Нет, я не исчезла. Просто рано заснула. Я откинулась на подушке, заложив руку за голову. Слушай, есть дело.
Давай, Вадик довольно хохотнул.
Я сегодня возвращаюсь домой. Хотела спросить, ты не мог бы забрать мою трудовую книжку и в понедельник со мной пересечься?
И всё?
И всё.
А книжка уже у меня.
Правда? Вот ты молодец! А как добыл?
Секрет фирмы. («Может, Ленку убил? понадеялась я. Хотя маловероятно.») А я думал, ты звонишь, потому что по мне соскучилась, в своей излюбленной манере подначил меня Шевелёв.
И ты правильно думал, я попыталась подладиться под его тон.
Ну раз так, то я могу тебя и в аэропорту встретить.
А я в Домодедово прилечу.
Замечательно!
Тогда записывай рейс. Я прилетаю в пять вечера. Продиктовала Вадиму цифры, он весело ответил, что всё записал. Сославшись на дела, положила трубку. Уставилась в потолок. И, сунув кулак в рот, отчаянно разрыдалась.
Посёлок Скулте, рижский аэропорт. Вся семья в сборе: мой братец, жена отца и папа. Кристиан стоит, завернув ноги в спираль, и с ироничной ухмылкой рассматривает, как наш папа Боря, сурово хмуря брови, в сто пятый раз тревожным голосом просит меня обязательно позвонить, как только я прилечу в Москву. После поцелуя в щеку (и обязательного поцелуя в лоб: когда я была маленькой, он так укладывал меня спать), отец, вздохнув и пряча глаза, передаёт меня на руки тёте Риты. Та наклоняется ко мне. Мне очень хочется отстраниться и отступить, но здесь и отец, и Кристиан, и эта женщина жена одному и мать другому. Запах её духов и её влажное и горячее дыхание неприятно щекочут мне кожу.
Прости меня, неожиданно шепчет она и быстро сжимает ладонями мои плечи. Виновато заглянула мне в лицо: Прости. Слышишь, прости? И спасибо тебе за Кристиана.