Ну, утром проснёшься в моих объятиях, за неимением лучшего, принимаюсь дурачиться. Сажусь и целую её указательный палец, потом средний. У тебя руки такие красивые… Я тебе утром кофе в постель принесу. Принимаюсь за безымянный. Свожу тебя в парк, куплю цветы, мы пообедаем.
Зачем? Она повторяет это так, что все шутки разом умирают у меня на языке.
«Зачем? Неужели так трудно понять: я не хочу, чтобы ты сейчас уходила? Потому что мне с тобой, вот с такой, невероятно легко. Хотя, как выяснилось, я тебя совершенно не знаю».
Я хочу… начинаю я и всё-таки не могу произнести фразу: язык просто прилип к гортани. Не могу сказать этих слов, вот и всё. И я говорю:
У нас есть ещё полтора дня. Давай проведём их вместе?
Наташа долго смотрит на меня. Что в её зрачках я понять не могу, и мне становится неуютно.
Ну ладно, как хочешь, в конце концов я её отпускаю. Только дверь номера захлопни, и…
И тут в голубых глазах расцветает смешинка. Она разрастается до искры, до смеха, и эта нахалка обнажает в широкой улыбке ровные белые зубы.
Что смешного? насторожился я.
А ты испугался, Васильев, с удовлетворением произносит она. Не бойся, я, конечно, останусь. Но при одном условии: с тебя утром зубная щётка и тапочки. И хохочет, довольная.
А я? А я, скрипнув зубами, всё-таки не могу удержаться от смеха (Наташка слишком заразительно фыркает), но при этом тяну её к себе и тащу с неё это проклятое платье».
Глава 9
«Если тебе снится, что ты видишь сон, значит, ты уже не спишь.
Мне снился сон про кофе. Чёрная, пряная, свежезаваренная арабика, горячая и восхитительная, с кудрявой кремовой пенкой по краям, налитая в белую чашку. Я протянула руки, но чашка, сделав пируэт, почему-то ускользнула от меня. Ухо уловило чьё-то довольное фырканье и звук удаляющихся босых ног. Я удивлённо моргнула, помотала головой и, окончательно раскрыв глаза, приподнялась на локтях. Поморщилась: из-за бархатных штор на меня смотрело яркое солнце.
Проснулась? Доброе утро.
Голос звучал тихо и хрипловато так умел произносить слова только один человек. И сейчас он, в белой майке и джинсах, по-домашнему уютно устраивался в кресле. Повозился, скрестил босые ноги на журнальном столе и пристроил к бедру ноутбук.
М-м. И тебе тоже доброе, сиплым со сна голосом пробормотала я. Саш, а сколько времени?
Васильев деловито покосился на иконку в мониторе:
Полвосьмого. Позвонишь своим чехам?
А зачем? Принюхалась, наконец зацепив взглядом то, что волновало мой нос: на письменном столе красовался круглый серебряный поднос с двумя хрустящими бейглами, мягким сыром, металлической сахарницей, молочником и здоровенным кофейником-термосом. Из его-то носика как раз и поднимался вверх ароматный дымок, терзавший моё обоняние. Проследив за моим жадным взглядом, Саша усмехнулся:
А мы с тобой вчера договаривались, что ты отменишь свой визит в бизнес-центр.
«Надо же, всё-таки вспомнил…»
Сообразив, что без звонка кофе мне всё равно не обломится, неохотно кивнула. Изогнувшись, Васильев прихватил с письменного стола мой телефон и закинул его мне на кровать. Под мерный стук клавиш (Васильев уже что-то печатал в ноутбуке) набрала номер.
Dobré ráno! приветливо донеслось из трубки.
Доброе утро, это Павлова… и я принялась объясняться. К счастью, чех долго не приставал наоборот, пообещал предупредить всех «ответственных», что мой визит отменяется, вежливо, но решительно отверг все мои извинения («Пани не стоит расстраиваться, раз её босс уже всё решил!») и пожелал мне хорошего дня. Зато я заслужила кофе и намазанный сыром бейгль. Понаблюдав, как я, блаженно зажмуриваясь, отпиваю кофе, Саша усмехнулся.
Ну, так какие у нас планы на сегодня? Он спросил это так, словно мы просыпались вместе по меньшей мере весь этот год.
Я хочу зубы почистить. И умыться, ошарашенная таким напором пробормотала я, отодвигая тарелку. Натянула сползшую простыню на грудь. Взгляд упал на зеркало за спиной Васильева, и мне вдруг безумно захотелось рассмотреть, что у меня на голове: аккуратно собранный «хвост», выдержавший все его ночные атаки, или утреннее «воронье гнездо» (женщины, у которых длинные волосы, понимают, о чём я). В итоге, потащила с волос «пружинку»-резинку и вставила пальцы в волосы, пытаясь хоть как-нибудь пригладить их.
Тебе расчёску и зубную щетку принести из твоего номера? Я могу, продолжая печатать, обыденным тоном предложил Сашка.
Спасибо, но я лучше сама в свой номер схожу. Его деловитый тон начал меня раздражать. Мелькнула мысль, что всё это у него уже было, и было много раз и настроение испортилось окончательно. Уныло покосилась на своё многострадальное платье, висевшее на «плечиках» на дверце шкафа, на стопку моего белья, снова сложенного на кресле. Взглянула на Васильева, который один чувствовал себя, как дома.