Читаем Партийная разведка полностью

И мы, «западники» по образованию, не то, чтобы презирая Запад, но несколько свысока отталкиваясь от его, в сущности, почти бездуховной прагматичной культуры, едва теплящейся на остатках эллинизма, искали глубинную истину в своих корнях, в своей истории и культуре. Кстати, именно эта специфическая обстановка с «западническим» по образованию ядром «Русских клубов» естественным образом обусловила и то, что в нашей среде на позиции нашего «рупора» мы стали выдвигать Сергея Семанова. Единственный среди нас авторитетный ученыйисторик со степенью, он вроде бы уже самой судьбой был предназначен научно формулировать вызревавшие в «Русском клубе» идеи. Практически мы с ним только двое в «Русском клубе» официально были членами КПСС. Значит Семанову и карты в руки — выходить «с крепких партийных позиций» в печать. Умело подкладывая необходимые «прокладки», именно он оформил Русскую Идею в том же докладе о русофобии троцкизма (то есть о современных корнях «жидовствования») и, наконец, главное — в русском манифесте «О ценностях относительных и вечных»— наиболеё серьёзном и ответственном документе, вышедшем из «Русского клуба» и определившем генеральную линию русского движения, по крайней мере, лёт на тридцать, включая весь брежневский «золотой век». Да, думаю, и до сих пор не потерявшем своего стратегического значения.

Но вернусь к кадровому контингенту «Русского клуба». Семанов пишет: «Не появлялись на наших заседаниях лица, находившиеся тогда под "гласным надзором", хотя с отцом Дмитрием Дудко и с Владимиром Николаевичем Осиповым многие из нас поддерживали добрые отношения. Как видно, всё понимали "правила игры". И ещё добавлю для полноты картины, что такие известные тогда деятели русской культуры, как Илья Глазунов или Владимир Солоухин, в работе «Клуба» не участвовали. Во всяком случае, я о том не могу вспомнить». Я должен тут просто уточнить, поскольку «рассылать и контролировать приглашения» было на меня коллегами возложено, — не часто, не выступая, чтобы не засветиться, но подпольный православный лидер Владимир Николаевич Осипов в «Русский клуб» ходил. По крайней мере, на особо важные, принципиальные заседания мы его всегда приглашали. И могу добавить, иногда в штатском приходил, тоже никогда не выступая, присмотреть для Церкви кадры сам архиепископ Питирим. И в проверенных надёжных кадрах мы Церкви никогда не отказывали. Сколько высокообразованных священников из интеллигенции вышло из «русских клуб015»! Я жалею, что Питирим не стал Штрихом, хотя в списке на голосование был, и «Известия» именно о его избрании заранеё подготовили публикацию. Питирим проделал огромную работу, много лет возглавляя журнал Церкви и весь её огромный редакционно-издательский отдел, работавший по нескольким направлениям, включая даже организацию замечательных хоровых коллективов. «Русскому клубу» Питирим помогал постоянным духовным наставничеством.

А вот Глазунов и Солоухин действительно формально в нашей работе не участвовали, хотя в курсе всего, конечно, были. Но за Глазуновым и Солоухиным вечно ходил чужой «хвост» из прессы. Что же, всех западных корреспондентов на и без того острый «Русский клуб» допускать? Да с Андроповым инфаркт бы был. Поэтому мэтры помогали нам и делом и советами, но во избежание скандала выступить с рефератом мы их «не просили», хотя, знаю, они бы ни в коем случае не отказались. Солоухин рвался, но мы его отговорили — прикроют нас, Владимир Алексеевич! О тебе же всё западные газеты напишут. И то же было с Ильёй Сергеевичем Глазуновым. О масонстве тогда уже Глазунов знал столько, сколько наши старики всё вместе не знали. А как Илья Сергеевич рассуждал о русском монархизме! Мы очень, очень духовно нуждались в том, чтобы его послушать. Но — правила игры. Нам и так, по мнению Андропова, слишком многое позволялось. И в этих случаях нас бы Суслов не заслонил — Андропов бы тут же записку в Политбюро накатал.

Из стариков особо почитаемыми мэтрами были видный скульптор Сергей Дмитриевич Шапошников и Валентин Дмитриевич Иванов, автор негласно запрещённого Романа «Жёлтый металл» (вышел в 1956 году— первый серьезный роман о сионизме) и изумительных романов

о Древней Руси. Валентин Иванов блистательно показал тесную связь и духовную преемственность между Вторым Римом Византией и Третьим Римом Русью. Византию он знал не хуже Древней Руси и пропел ей достойный гимн, показав всё духовное величие Православной Империи.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное