Партийное мнение

— Я тоже повторяю: это и есть боязнь трудностей. Эту боязнь всегда оправдывают тем, что шансы на достижение цели малы. По-моему, все очень просто — свинец родине нужен, признаки свинца имеются, наша задача дать стране то, в чем она нуждается, чего бы это нам ни стоило лично.

— Слова! — презрительно бросил Смородин. — Простая агитация, Игорь!

— Нет, не слова, — возразил Синягин с раздражением. — И не простая агитация, а дело. Удивляюсь, Василий, как ты не понимаешь этого.

Лукьянов постучал согнутым пальцем по столу и сказал:

— Давайте кончать неорганизованные разговоры! Прошу, товарищи, высказываться.

В людях чувствовалась нерешительность. Участники собрания переглядывались, но слова не брали. Вместе с тем Синягин по каким-то неуловимым признакам догадывался, что к его словам сейчас относятся иначе, чем вчера. Конечно, почти все люди охотно бросились бы укладывать приборы и собирать вещи, если бы он такое распоряжение дал или, тем более, если бы такое распоряжение поступило из Полярного. Но теперь чувство усталости и бессилия, тоска по семье и теплому углу, неверие в успех начинали уступать место чему-то, стоявшему выше и усталости, и бессилия, и тоски по дому, и даже сомнения в успехе собственной работы.

В выступлении Лукирского, первым поднявшегося со скамьи, эта двойственность определилась сразу. Еще утром Лукирский поддерживал Смородина — он радостно улыбался словам Смородина, с живостью побежал передавать запрос Синягина, первый распространил слух о ссоре начальников, в дружеском разговоре давал мрачные прогнозы наступающей зимы. Сейчас он говорил осторожно и туманно. Вообще говоря, Василий Васильевич, конечно, прав — если они снимутся, в Полярном их никто не упрекнет. Тем более, связи нет, а без связи возникнут дополнительные трудности. Но, если говорить правду, то и в зимовке ничего страшного нет. Разве им впервые зимовать в тундре? Конечно, полярная зима грозна. Но в горах температура будет градусов на десять — пятнадцать выше, чем на равнине, а от пурги они защитятся снеговыми барьерами. Он не спорит — будет обидно, если свинца не найдут. Но еще обиднее прекратить разведку на пороге открытия и потерять на этом год, а то и больше. Игорь Евгеньевич прав, тут нужно думать и думать. Он, Лукирский, считает, что основной вопрос — это продовольствие. Пусть Иван Никитич даст справку, как с продовольствием.

— Хватит на полгода, примерно до конца марта, — сказал Лукьянов. — Роскошествовать не будем, норма жесткая, а хватить — хватит.

Выступление геофизика Шевченко, работавшего в группе Смородина, было совсем кратким. Он сообщил, что занимался главным образом железным оруденением, свинец не входил в его программу, но лично он в свинец верит. Он твердо убежден, что они сейчас работают на периферии свинцового оруденения. Гадать он не рискует, но за два-три месяца они доберутся до самой руды, так ему кажется — он судит по характеру встречающихся пород и минералов. Он предложил бы только сразу перенести район поисков на километр восточнее, там места более благоприятные.

— Это можно, — согласился Синягин.

Рабочие, выступавшие после Шевченко, высказывались в той же внешне уклончивой форме: если прикажут возвращаться, можно возвратиться, а если надо зимовать — что же, пургою их не испугают, пургу они видели; и зимой можно работать. Смородин слушал их выступления с раздражением. Он краснел, дергался на скамье, несколько раз вырывался из-под контроля Лукьянова и бросал язвительные реплики. Он ощущал в каждом слове рабочих тот же новый, неожиданно явившийся дух: каждый из них начинал с возвращения назад, это говорилось словно для приличия, мельком, чтоб только упомянуть, что они к этому готовы, а на зимовке и на работе в зимних условиях они останавливались подробно, говорили об этом по-деловому, конкретно, словно это было уже дело решенное.

— Ну как? — спросил Лукьянов задумавшегося Митрохина.

Митрохин растерянно смотрел на участников собрания, и Лукьянов, глядя на его смущенное лицо, вдруг вспомнил, что жене его скоро рожать и что Митрохин недавно рассказывал ему, что каждую ночь он видит ее во сне. Митрохин, покраснев так, что на лбу выступила испарина, несмело высказывал свое мнение. Он, конечно, насчет геологии слаб, но за буровой станок ручается, что не подкачает. И вообще, товарищи, это дело серьезное, свинец — металл очень нужный, это ясно, и каждый это должен хорошо помнить. А раз Игорь Евгеньевич и товарищ Шевченко за свинец ручаются, то, значит, нужно оставаться, удвоить усилия и дать хорошие результаты; вот так ему кажется.

Слова попросил взволнованный и раздраженный Смородин.

— Я вижу, товарищи, вы колеблетесь, — заявил он. — И я хочу вам сказать определенно, что если бы у нас была связь с Полярным, то вопрос был бы решен в таком плане, как я предлагаю. От нас могут требовать нормальной работы, а не сумасбродного геройства, поймите это. Полярный не может оставить нас на зимовку, если она не запланирована и не обеспечена. Не верите мне, спросите самого Игоря Евгеньевича.

— Правда, Игорь Евгеньевич? — спросил Лукьянов.