Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну

Так или иначе, Улманис и Мунтерс сосредоточили в своих руках внешнюю политику Латвии. В общем лавировании между державами (при попытке соблюдать тезис о нейтралитете) наблюдался все больший крен в сторону Третьего рейха. При этом «вождь» и его министр старались привлечь внимание к судьбе Латвии Лондона, Парижа и Вашингтона, сделавших все возможное для появления ее на карте Европы по итогам Первой мировой войны, Гражданской войны и интервенции в пределах бывшей Российской империи. Их также объединяло желание не обострять отношений с Советским Союзом без твердых гарантий поддержки Латвии одной из вышеперечисленных сторон. Так как весомых заверений, предоставляющих Латвии место союзника при сохранении суверенитета, от этих различных сегментов «антисоветского лагеря» не последовало, то Рига оказалась податлива для предложений и требований «идеологически чуждой» Москвы.

Спорадические попытки сформировать блок малых и средних государств на Балтике (Польша — Литва — Латвия — Эстония — Финляндия в различных конфигурациях) как самостоятельное звено системы безопасности в Европе с опорой на Лигу Наций, отмечавшиеся еще в 1920-е гг., наталкивались на противоречия между этими странами вплоть до военного конфликта (Польша-Литва). Кроме того, различные варианты Балтийской антанты рассматривались преимущественно как вспомогательные объединения сателлитов Великих держав — от доктрины «санитарного кордона» против СССР, вдохновлявшей руководство Великобритании, Франции и США, до эстонско-латвийского союзничества против Москвы, в котором Берлин видел приметы обособления этих стран, дававшего дополнительные возможности для укрепления там своего влияния, несмотря на второстепенную антигерманскую направленность этого союза, весьма условную.

В обстоятельствах, когда Запад настойчиво желал перенацелить агрессию Гитлера на Восток (что показали «Мюнхенский сговор» 1938 г. и раздел Чехословакии), все попытки выстроить единый фронт против нацистов не увенчались успехом, а Москва опасалась военного нападения не только со стороны Германии, но и Великобритании с Францией (при участии Польши в той или иной конфигурации союзников), — в этих обстоятельствах доверие к Латвии как политически устойчивому и в военном плане состоятельному союзнику или нейтралу улетучивалось у всех заинтересованных сторон. Тем не менее, геополитический интерес к Балтийскому региону сохранялся, и дипломатические игры продолжали проводиться.

Латвийская дипломатия не оставляла попыток добиться благосклонности Муссолини славословием в адрес фашизма, рассчитывая на некое посредничество Рима в прояснении отношений с Германией. После развертывания итальянской агрессии против Эфиопии (одной из двух независимых стран Африки в тот период) в октябре 1935 г. латвийское руководство заняло, по сути, профашистскую позицию. Официальная Рига старалась притормозить применение международных санкций против Италии по линии Лиги Наций, не желая допустить изоляции Муссолини. Тем временем, Италия использовала массированные бомбардировки и применяла боевые отравляющие вещества против защитников независимости Эфиопии, в результате чего погибло около 760 тыс. мирных жителей[344]. В мае 1936 г. сопротивление эфиопских вооруженных сил было подавлено, а Муссолини объявил о создании «империи». Как отмечает итальянский историк В. Перна, руководитель внешнеполитического ведомства Латвии В. Мунтерс был первым, кто признал «Итальянскую империю», подняв во время официального визита в Рим в начале 1938 г. тост «За итальянского короля, императора Эфиопии!»[345].

В 1936–1937 гг. нараставший германский экспансионизм на практике еще слабо выделял прибалтийский приоритет, за исключением пропагандистской и разведдеятельности на территории Литвы, Латвии и Эстонии, а также поддержки организаций балтийских немцев. Однако в Берлине внимательно следили за настроениями в латвийской верхушке и военных кругах. В 1937 г. подготовленный по приказу военного министра Германии генерал-фельдмаршала В. фон Бломберга военный план отражал немецкие представления о Прибалтийских странах: Эстония считалась другом, Литва — врагом, а по поводу Латвии возникали сомнения.

Иллюстрацией противоречий в позиции основных латвийских военно-политических фигурантов может служить инцидент с посещением Берлина командующим армией Л. Р. Беркисом в 1937 г.: он решился на этот шаг (сразу после турне Лондон-Париж) вопреки категорическим возражениям военного министра Балодиса и при поддержке министра иностранных дел Мунтерса. В том же году Улманис лично подчеркнул приоритетность контактов с нацистами: во время визита в Ригу начальника Генштаба РККА маршала А. Егорова, прибывшего в ответ на посещение СССР латвийским коллегой, он так и не был принят диктатором, который предпочел в это время встречу с представителями НСДАП[346].