Партитура Второй мировой. Кто и когда начал войну

После смерти Ю. Пилсудского руководство польской внешней политикой перешло к Ю. Беку — министру иностранных дел, который весьма способствовал ее сближению с германской. Провозглашенная «равноудаленность» от СССР и Германии оказалась фикцией. Варшава, весьма обозленная тем, что ее не пустили стать пятым участником сговора, выдвинула ультиматум несчастной Праге с требованием отдать ей Тешинскую Силезию. Уже 2 октября «победоносные» польские войска вступили в Тешин, после чего и Венгрия заявила претензии на большую часть Словакии и Закарпатье. Амбиции стать реорганизатором «третьей Европы» неизбежно делали Польшу соучастником гитлеровских планов.

И это не единственное: сразу после аншлюса Австрии Польша предпринимает «пробу сил» на литовском направлении — еще бы! С Люблинской унии Варшава считает литовские, белорусские и украинские земли своей вотчиной. Ультиматум Литве после инцидента на польско-литовской границе 11 марта 1938 г. не исключал «использования силы» в случае его отклонения. Литва занимала важнейшее место в польских планах «третьей Европы» и «балтийской Антанты», которые должны были осуществиться в конечном итоге якобы через «свободное объединение этих стран». Хотя Берлин явно намеревался втянуть Польшу в свои планы, Гитлер вовсе не собирался позволить Польше самостоятельно овладеть Литвой. Литва использовалась Берлином как приманка — ее Германия якобы планировала передать Польше в качестве компенсации за передачу польского коридора рейху.

Когда Берлин уже готовился ко входу в Прагу, в Лондоне пытались сохранить лицо, и Британия с Францией впервые обратились к Гитлеру с нотой о предоставлении гарантий послемюнхенской Чехословакии, которую Гитлер бесцеремонно отверг. Для Лондона становилось ясно, что главные события мирового значения перемещаются в Восточную Европу, и это вполне соответствовало британским планам. И Польшу Гитлер обманывал, ибо для него временное попустительство польским амбициям нужно было лишь для «активизации союзников» на чехословацком направлении, для привлечения к дележу добычи дополнительных участников, что легализовало бы его собственный захват и продемонстрировало бы мировому сообществу бесперспективность иностранного противодействия разделу Чехословакии.

На что надеялась Польша? Неужели у нее могли быть иллюзии в отношении Германии? Берлин никогда бы не подтвердил западные границы Польши, а целями Германии было возвращение Данцига! Германия в конечном итоге не стала бы признавать интересы Польши в Литве! Но пребывая в плену внешнеполитической идеологии Юзефа Пилсудского, увенчанного за свои походы на Москву лавровым венком Стефана Батория, Польша, движимая ненавистью к России, чрезвычайно сузила свой горизонт видения. Она не хотела понимать чисто конъюнктурную и цинично временную заинтересованность Берлина в Варшаве как «союзнике». Польшу до сих пор не смущают известные сентенции Гитлера о поляках как о пушечном мясе: «Каждая польская дивизия в конфликте с СССР сбережет одну немецкую дивизию».

Мюнхенский сговор вызвал глубокое разочарование Москвы, где сразу предупреждали и о далеко идущих последствиях концепции Чемберлена, и о гибельности польского демарша, ибо он только способствовал будущему походу Гитлера на Польшу. Документы показывают, что Москва не только не скрывала своих размышлений о возможных для себя путях спасения, но всячески предупреждала своих западных партнеров: «Сегодня Польша, — было сказано в Москве послу Италии 22 сентября 1938 г., — требует аннексии небольшого участка чехословацкой территории, где проживает несколько десятков тысяч человек польской национальности. Она забыла, однако, что на границах польского государства живут миллионы украинцев, немцев, белорусов, евреев и т. д. Более того, она имеет данцигский коридор, который Гитлер рассматривает как немецкую территорию. Как Польша может надеяться, что ради прекрасных глаз господина Бека, Германия, после успеха, достигнутого в Чехословакии, остановит у польских границ фатальный путь германцев, направленный по ее же… признанию к завоеванию гегемонии не только в Европе, но и во всем мире? Кто придет на помощь Польше в момент опасности?!!» В своем донесении в европейские столицы итальянский посол Аугусто Россо соглашается с неизбежным выводом, что следствием фатального развития теперешних событий явится «четвертый раздел Польши»[2].