Партитуры тоже не горят

Музыкальные и не только музыкальные впечатления дона Мигеля в Испании в основном разошлись на сувениры. Больше он не будет писать по заказу, поскольку его особа больше не интересует высокое начальство (в России Жизнь за царя уже поставлена). Он будет писать только по вдохновению или не будет писать вовсе. Но вот что любопытно. В своей собственной стране Глинка точно такой же ничем не занятый турист, как и там, в прекрасной Кастилии. Считается, что поездка в Испанию стала мощным творческим импульсом для новых сочинений, но список написанного за следующие десять лет — это две с половиной, максимум три строчки в самых подробных жизнеописаниях основоположника русской классической музыки. Через три с половиной года будет закончена Камаринская, где с народными темами придется немного труднее: они уже не будут даны автору в готовом — сыгранном и спетом — виде. И Камаринская, и Воспоминание о летней ночи в Мадриде будут совершенно неудовлетворительно исполнены в Петербурге, потому что тогда ни в Северной столице, ни во всей России еще не было ни одного нормально звучавшего оркестра, который бы состоял из свободных и профессиональных людей. Но тем не менее туристы тоже иногда пишут историю музыки…

Николай Овсянико-Куликовский Таинственный незнакомец

Дорогие друзья! Здесь начинается очень важная история, требующая тишины и внимания, поскольку это история об истинно прекрасном и великом. История об одной из непреходящих ценностей русского классического искусства. История о шедевре, к которому прямо, не колеблясь, можно отнести знаменитые слова поэта: «Великой музыки бессмертная душа». В этой истории не будет места ни ложно понятой развлекательности или занимательности, ни ёрничеству, ни иронии, ни жонглированию словами, цифрами или фактами. Эта история будет чиста и строга.

Непрост и тернист был путь произведения, о котором пойдет речь, к умам и сердцам слушателей. Но все истинно прекрасное в конце концов побеждает. Над ним не властно время. Итак, наша история о Симфонии № 21 Николая Дмитриевича Овсянико-Куликовского.

Справедливость требует сказать хотя бы несколько слов об авторе. Его биография неисчерпаема, вот хотя бы некоторые узловые ее моменты. Николай Дмитриевич Овсянико-Куликовский, человек благородного происхождения, аристократ, владетельный помещик, родился в 1768 году. В одном из своих южнорусских, или малороссийских имений он держал огромный крепостной оркестр, который ничем не уступал лучшим оркестрам тогдашней Европы. И сам Николай Дмитриевич с этим оркестром неоднократно исполнял лучшие, наиболее прогрессивные сочинения своих современников — европейских композиторов, как, впрочем, и свои собственные.

В 1809 году Николай Дмитриевич подарил свой оркестр открывшемуся тогда же Одесскому оперному театру. Поступок беспрецедентный, беспримерный в истории русского искусства. И, кстати сказать, именно к этому событию, к открытию Одесского оперного театра, и была им написана его Двадцать первая соль-минорная симфония. По причинам, которые вовсе не являются тайной и о которых мы тоже непременно упомянем, эта партитура является единственным дошедшим до нас сочинением мастера. Что касается причин такого странного факта, то действительно, Николай Дмитриевич, будучи человеком, опередившим свое время на десятилетия, может быть, даже на века, не пользовался уважением и популярностью в среде реакционно настроенной русской аристократии и образованного сословия. Эти круги всячески замалчивали все, что касается творчества, взглядов и жизненного пути Овсянико-Куликовского. Поэтому, когда Николая Дмитриевича не стало в 1846 году, ни одна из российских газет даже словом не упомянула об этой утрате.

Многие исследователи творчества Овсянико-Куликовского (а надо вам сказать, что эти исследователи являются цветом советской и российской музыковедческой науки) неустанно подчеркивали, что Николай Дмитриевич был удивительно разносторонним человеком. Он потрясающе до тонкости разбирался и в сельском хозяйстве, и в науках социальных, или общественных, и в медицине, и в биологии. В энтомологии (науке о насекомых) ему не было равных, особенно в том разделе этой науки, которая называется лепидоптерология и касается бабочек (это то, чем потом будет увлечен писатель Владимир Набоков). Так вот, с той же страстью, с которой Овсянико-Куликовский отдавался этому интересу, он был увлечен и музыкой. Он мог часами говорить о тонкостях построения симфонического цикла у Моцарта или у Вебера. Он был абсолютно информирован обо всем наиболее ценном, наиболее важном, что создавалось в его время и его предшественниками.