Буденный покивал головой, но ничего по этому поводу не сказал, переключился на М14 и сроки комплектования гвардейской минометной дивизии.
– «Малышка» твоя впечатление производит, особенно в штатном исполнении, но действовать будем с колес, как и планировали. Автомашины пришли?
– 600 штук, двести «виллисов» и четыреста «доджей». Часть «доджей» имеют спаренную зенитную установку 12,7.
– Ускорь переброску М14 по воздуху. Чует мое сердце, немцы вот-вот перережут дорогу.
– Прикрыть нечем транспортники, стоят в Сталинграде до темноты, но еще 16 «дугласов» заканчивают работу в Ленинграде и подключатся к этой работе. К 12-му должны перебросить все то, что не вошло в железнодорожную поставку.
– Прибудет твоя 327-я – отзвонись, будем гвардейское знамя вручать.
– Есть! Я планирую переукомплектовать ее, раздать побатальонно по имеющимся мотострелковым дивизиям, чтобы ускорить обучение.
– Решать, конечно, тебе, но я бы этого не делал. Впрочем, смотри сам. Тебе армию в бой вести. Бывай! Не провожай!
Я пожал протянутую руку и отдал честь. После того как командующий уехал, я провел всеармейское совещание политработников. А вы как думали? Я, что ли, буду агитировать личный состав и следить за тем, чтобы в котлах была полная норма? Это тоже нужная организация, и без нее было бы много сложнее поддерживать дисциплину, настраивать людей, следить за порядком в частях, разбирать жалобы военнослужащих. Потом навалились всякие разные бумажки, их не просто много, их чертовски много. И не дай бог, что кто-нибудь куда-нибудь хоть одну не отправит! Или подпись на ней будет отсутствовать. Пока читал и ставил автографы, так и рука заболела. Частей много, за 400 тысяч человек отвечаю непосредственно. Подписав крайнюю в папке, вышел в сад покурить, распахнув окно перед этим, иначе не уснуть будет от запаха табака. Он здесь резковат и крепок. Возить более слабый из Москвы специально для себя любимого я еще не научился. Да и вряд ли сам буду это делать. «Беломор» Моршанской табачной фабрики – изрядная гадость для человека, привыкшего с 82-го года курить «Кэмел», но за неимением гербовой что-то делают с кухаркой, поэтому наслаждался тем обстоятельством, что день закончился, всю бумажную работу выполнил. Имею полное право покурить в темноте и чуть отдохнуть. Как же, дадут тебе эту возможность! Из темноты выскакивает коренастый крепко сбитый старший лейтенант, его рука летит к козырьку:
– Тащ комиссар, разрешите обратиться! – а в руке у него какой-то пакет, рассыльный какого-нибудь штаба, наверное, петлицы – авиационные.
Несмотря на легкое нарушение, он не представился, я сказал:
– Что тебе? Пакет? Давай сюда!
– 216-ю ИАД вам переподчинили? Рассмотрите мой рапорт, тащ комиссар. Разрешите идти?
– Ну кто ж так рапорты подает, лейтенант! Представьтесь и коротко доложите суть дела! С Уставом, что ли, незнакомы? И почему без оружия?
– Под домашним арестом я, в туалет вышел. Старший лейтенант Покрышкин, и.о. командира второй авиаэскадрильи 16-го гвиап.
– А сюда как попали?
– Через забор, как все, кто права не имеет войти через калитку.
– Хороший ответ! В чем дело?
– Арестовали меня на неопределенный срок и отстранили от полетов. А полк на новые машины начал переучиваться. Говорят, что возбуждено какое-то уголовное дело, товарищ комиссар, но уже три недели держат под домашним арестом, а с делом так и не познакомили.
– Так о чем дело?