Партизанская быль

Из Москвы запрашивали о положении с этой магистралью: почему поезда идут полным ходом. Почему нет сведений о взрывах в нашей зоне. Тяжело было узнать об этом запросе — ведь нас в отряде больше двух тысяч. Но дело тут было не в количестве людей.

Не знаю, как чувствовал себя Попудренко, когда вызвал меня в связи с этим в штаб; думаю, так же скверно, как и я.

Ты старый подрывник, — сказал он. — Как по — твоему — чем можно объяснить такое положение, что гитлеровские эшелоны свободно мчатся на фронт по нашей железной дороге? В чем тут дело? Нас целая армия — и мы пропускаем мимо себя их поезда. Уже седьмую группу обнаружили и отогнали огнем, не дав совершить взрыва. Задание Москвы, задание командования до сих пор не выполнено. Объясни мне: как ты понимаешь такое положение?

— Николай Никитич. — ответил я. — Ведь наши ходили ночью да лесом. А там, где линия проходит ближе к лесу, — у них и охрана сильнее. Ведь они нас там ждут? — Ну вот ребята и нарывались на огонь. Я думаю. Не пойти ли со стороны чистого поля, да эдак на рассвете.

Попудренко задумался и тихо поговорил о чем-то с Рвановым. Потом сказал:

— Ладно, пробуй. Подбирай людей. Сколько тебе надо?

Много людей брать я отказался: в подрывной операции они могут только помешать. Попросил дать хорошо знающего местность проводника, а подрывников решил взять из молодежи своего подразделения. Пусть поучатся работать на трудном задании.

У себя в подразделении я рассказал бойцам о важности предстоящего дела. Люди один за другим вызывались идти со мной. Я отобрал Медяного, Дербо и Воловика, а остальных пообещал взять в другой раз.

Принялись мастерить мину. Сделали ее из четырех частей, чтобы легче подтаскивать; общим весом на тридцать два килограмма. Ребята маскировали тол парашютным шелком и приговаривали: «Мы им покажем, где их конечный путь.»

Лошади легко помчали сани по плотному снегу. Нужно было проехать километров двадцать пять. На санях сидели мои помощники да проводник из местных — Саша. Вот и вся наша бригада.

В лесу было темно. Уже попахивало железной дорогой. Я порасспросил Сашу, где линия проходит дальше от леса. Он объяснил, что в семи километрах от Новозыбкова по обе стороны пути есть поля — так называемые «огородники». Я велел Саше подвезти нас туда. Однако вижу — мой проводник, не ожидавший столь странного приказа, перепугался. Крутит, вертит, никак не выведет ни к полотну, ни к полю.

Время идет, мы едем шагом. Саша уверяет, что здесь где-то должна быть просека к «огородникам»: бегает — ищет знакомых примет, а мы к цели все не приближаемся. Начало светать. Пошли первые поезда. Немцы ночью движение приостанавливали из боязни диверсий. Нам отчетливо был слышен стук колес, дыхание паровоза.

Вдруг Ваня Дербо сказал: — Товарищ командир, впереди костер! — Мы остановили сани, и я с Павлушей Медяным пошел на разведку. Оказалось: постовые полицаи греются у костра. Дальше двигаться нельзя. Железная дорога рядом.

Я приказал Саше загнать сани в кусты, сидеть там тихо. Тол поделили и пошли прямо на шум поезда.

Было уже так светло, что полотно мы увидели во всех подробностях. Подробности были неподходящие: по путям Двигалось шестнадцать немцев. На поводках у них три служебные собаки.

Мы тихо пошли вдоль линии. Лес кончился, и перед нами открылось поле. Его отделяла от нас незамерзшая речка — Гнилуша. По бревну переправились на другую сторону. Недалеко от нашей переправы мост. На нем виднеются орудия, пять постовых с винтовками.…

В сторону фронта промчался груженый состав. Тридцать восемь вагонов. Потом пошел еще один — товаро-пассажирский. Составы мчались один за другим, — выбирай любой! Но как добраться до них, — вот вопрос! Нас отделяло от линии расстояние метров в двести.

Мои ребята предложили остаться здесь на дневку, а ночью — заминировать полотно и уйти: возможно утренний обход мину не обнаружит и первый же эшелон взорвется. Если только они раньше не пустят для проверки порожнюю дрезину.

Но это не годится. Это значит не выполнить приказ. Нам надо сделать так, чтобы положенный нами тол лежал в полной безопасности; чтобы воробей на него сесть не успел, ни одна душа не увидела и не тронула. «Из наших рук прямо под колесо паровоза — это будет правильный путь!» — сказал я своим молодым товарищам, и они с этим согласились.

Нагрузившись толом, мы вчетвером в белых маскировочных халатах поползли по снегу. А по путям идут с миноискателем девять солдат. Мы переждали и двинулись снова. Осталось шагов сорок. Дальше — головы не подымай. С моста отчетливо доносится говор патрульных. Одно хорошо — они время от времени заходят в будку. Надо дождаться, когда они снова спрячутся, и тогда ползти.

Едва патруль скрылся, я быстро достиг полотна. Ребята немного запоздали. Только я уложил свою часть тола, так показался поезд из Гомеля на Новозыбков. Бежать рано — ребята еще не поднесли остальные куски. Я приказал им прилечь и сам замер под насыпью.

Это было рискованно. Я даже поразился, как нас не заметили. Нервы будто шевелились; хотелось бежать, но никто из нас не двинулся.