В первых числах июля 1944 года конная разведка Красной Армии натолкнулась на наши секреты. Между маленькими елочками я увидел Валю Васильеву, Ларченко и Терновского, а за ними на потных лошадях ехал отряд конногвардейцев.
— Наши! — дрожащим от радости голосом крикнула Валентина Сермяжко.
Партизаны бросились к всадникам, стащили их с седел, стали подбрасывать вверх.
Армейские разведчики рассказали нам, что в этом направлении наступают войска 1-го Белорусского фронта под командованием генерала армии Рокоссовского, а мы объяснили им местную обстановку, передали данные о противнике.
Радости партизан не было конца. Бойцов угощали партизанским ужином, расспрашивали о фронте; нашлись земляки, которые с волнением вспоминали родные места.
Утром к лагерю подошла артгруппа резерва Главного командования.
Неожиданно мы получили новую радиограмму. Нам предписывалось немедленно возвратиться в Минск. Долго и тепло прощались партизаны с бойцами, воинская часть уходила на запад, а мы спешили в Минск. Напоследок наш отряд сфотографировался вместе с бойцами.
Наступил долгожданный светлый день.
Минск освобожден! Партизаны, словно не замечая трудностей лесных дорог, без отдыха проходили большие расстояния. Все торопились узнать судьбу своих родных и близких.
Несмотря на то что обстановка для нас была не ясна, мы, чтобы сократить путь, продвигались по шоссе Минск — Слуцк.
Созревали озимые. Уже выгоняла острые трубки яровая пшеница, светло-зелеными волнами переливались овсы.
Навстречу нам двигались колонны автомашин, танков, самоходных орудий, проносились эскадрильи истребителей и тяжелых бомбардировщиков. Широко раскрытыми глазами мы разглядывали развернувшуюся в наступлении грозную силу нашей армии.
В восемь часов утра 6 июля 1944 года наш отряд достиг местечка Самохваловичи, в восемнадцати километрах от Минска. Здесь нас остановили советские патрули. Офицер объяснил мне, что дорога на Минск еще не свободна, южнее города сгруппировались остатки гитлеровских частей и пытаются прорваться на запад.
— Нет, в Минск мы не можем вас пропустить… противник появляется отрядами до тысячи человек, вас разобьют. Обождите денек, — приветливо сказал молодой, но уже поседевший полковник.
— Тогда разрешите нам занять участок обороны, — попросил я.
— Это можно. Признаюсь, сил у нас маловато, подкрепление не успело еще прибыть… Пойдемте, — полковник поднялся из-за стола и направился к нашему отряду.
Нам выделили участок обороны на краю опушки леса. Впереди простирались зеленые луга с небольшими кустарниками и поля с озимыми посевами.
Около полудня из кустов показалось несколько немцев. Я позвал Карла Антоновича, и он крикнул немцам, чтобы они сдавались. Вместо ответа застрочили их пулеметы.
— Огонь! — крикнул я.
Заработали наши пулеметы и автоматы: партизаны, стреляя на ходу, без команды бросились к кустам. Через некоторое время стрельба прекратилась и вернувшиеся партизаны привели с собой пленных. Их допросили.
К вечеру пришел офицер штаба с ротой бойцов. Рота заняла наш участок обороны, а мы пошли в Самохваловичи.
Все улицы местечка забиты бойцами и партизанами.
— Какой бригады? — спросил я одного партизана.
— Третьей Минской.
Долго пришлось разыскивать командира бригады Мысника. Он нервничал.
— Минск — рукой подать, а генералы наши не пускают туда. Как младенцев, держат нас под своей опекой, точно мы воевать не умеем, — сердился он.
Мы нашли Карла Антоновича, взяли пленных и пошли в штаб.
Нас принял генерал.
— Хорошо, что вы пришли с переводчиком, — обрадовался он. — Моего ранили, может, вы мне поможете? — обратился генерал к Добрицгоферу.
— С удовольствием! — улыбнулся Карл Антонович.
Среди других пленных допросили двух гитлеровских полковников. Один из них с двумя железными крестами был заместителем командира 45-й танковой дивизии, другой — командиром 110-й штурмовой дивизии.
— Сколько у вас осталось танков? — устремив острый взгляд на изнуренное лицо немца, спросил генерал.
— Пятнадцать, — угрюмо ответил полковник.
— Где командир дивизии? — генерал не сводил с полковника взгляда.
Немец долго что-то объяснял, наконец Карл Антонович перевел:
— Еще вчера на броневике под прикрытием трех танков отбыл на запад для организации обороны.
Генерал иронически улыбнулся.
— Где линия обороны?
— Полковник говорит, что Минск в их руках и они через него прорываются на запад, — с улыбкой пояснил Карл Антонович.
— Откуда такие данные? — усмехнулся генерал.
— Сообщение ставки фюрера, — последовал короткий ответ.
— Почему, отступая, поджигаете деревни и города? — продолжал допрашивать генерал.
Гитлеровский полковник опустил глаза.
— Выполняют приказ, — перевел Карл Антонович.
Генерал задумался и, обратившись к Добрицгоферу, сказал:
— Вы им разъясните, что за поджог деревень и городов, за уничтожение мирного населения их будет судить советский суд. И покажите господам полковникам, где находится линия фронта. — Генерал подошел к стене, на которой висела большая карта.
На карте красными флажками была отмечена линия фронта — она проходила уже недалеко от Вильно.