Здесь просидели целый день и только в 20.30 двинулись на переправу. Форсировал реку против с[ела] Сопачи. Реку форсировали прямо с ходу вброд. Все обошлось благополучно, но только подошли к дер[евне] Бабка, [как] какая-то сволочь подняла возмутительную тревогу: все крестьяне стали кричать: «Банда нападает на нас», в то время когда у нас и мысли не было, чтобы трогать их. Я дал команду быстрее пройти, чтобы не сталкиваться с ними, но одновременно дал указание — если эта мразь полезет и будет стрелять, то дать такого духа, чтобы помнили нас всю жизнь.
Все постреляли, покричали, но за нами не пошли. Кроме всего этого, нам невыгодно было с ними связываться, так как ж[елезная] д[орога] была очень близко. В эту ночь перешли ж[елезную] д[орогу] в районе Малый Жолудск. Все обошлось спокойно, несмотря на то что в это село подъехало большое количество националистов с мест[ечка] Рафаловка.
25 сентября 1943 г.
Целый день были в движении, всего отдыхали часа 3, подошли к Липненским хуторам, дальше идти просто невозможно было — бойцы подбились на ноги. Решили сделать ночевку, но нигде, черт возьми, не было села — просто в лесу остановиться очень холодно. И вот, вечером, обнаружили несколько стогов сена. Все закричали: «Тов[арищ] майор, сено…» Я ответил: «Раз сено имеется — значит, ночевать будем». Так было и сделано.
Три копны как не было. Все бойцы несли сено и быстро ложились спать. Через несколько минут все спали непросыпным сном. Часовые внимательно всматривались во все стороны, охраняя отдыхающих бойцов и командиров.
26 сентября 1943 г.
Ночь прошла спокойно, на рассвете поднялись и поспешили, как говорится, домой (в лес). Решил идти прямо через с[ело] Берестяны, несмотря на то что партизаны почти в это село не заходили. Не доходя Берестян, сделали мост и, можно сказать, неплохо переправились. В лагерь прибыли в 15.00. Все командиры, политруки и бойцы бежали встречать своего командира. Все говорили: «Едет наш боевой командир — Григорий Васильевич». Все окружили меня — спрашивали, что слышно в штабе части и т. д.
27 сентября 1943 г.
Комиссар тов. Кременицкий почти целую ночь не спал после того, как я ему сообщил о решении бюро Волынского подпольного обкома КП(б)У и приказа штаба части. Нужно сказать, что тов. Кременицкий хороший был комиссар: боевой, энергичный. Михайлов, конечно, далеко не такой комиссар. Ну что же — решение партии для меня — это все. В 12.00 зачитали перед строем отряда приказ о снятии комиссара Кременицкого и назначении нового комиссара — тов. Михайлова. После зачитки приказа большинство бойцов и командиров недоброжелательно восприняли данный приказ. Некоторые говорили: «Зачем берут у нас такого боевого комиссара?»
В 16.00 провели партийно-комсомольское собрание по вопросу постановления бюро Волынского подпольного обкома КП(б)У. На собрании подвергли широкой критике свои недостатки в диверсионной работе.
28 сентября 1943 г.
Тов. Кременицкий почти целую ночь пьянствовал, с горя. Утром также был пьян: ходит по всему отряду и всех шуточно бьет — все прощается. Не раз подходил ко мне и говорил: «Я вас любил — еще не имел такого командира хорошего, как вы, хотелось работать с вами. Ну что же, по-видимому, некоторым не понравилось, что мы с вами так хорошо работали. Я должен сказать, что о вас никогда не забуду». На память тов. Кременицкому подарил пистолетик.
В 16.00 направил группу с тов. Кременицким в штаб части; одновременно отправил раненых, не только со своего отряда, но и [из] отряда тов. Прокопюка. Провожали эту группу километра три. После чего распростились. Зина — жена Кременицкого, когда прощалась со мной, стала целовать мне руки и плакать: «Мы к вам привыкли, как к родному отцу». Передал письмо тов. Федорову следующего содержания: