Партизанские ночи

Мы все вышли со двора и осторожно двинулись по направлению к Висле. Дожидавшийся в укрытии «Винцент» перевез нас на другой берег.

Наконец мы добыли у немцев первое оружие. Успех нашего мероприятия прибавил гвардейцам ментковской группы уверенности в своих силах. В бункере, рассказывая друг другу различные подробности и обсуждая ход операции, партизаны дивились, что все прошло так гладко. Подобно бесценному сокровищу, двустволки переходили из рук в руки.

После нападения на бауэра в Подольшье я оставил группу, а сам пробрался в Либёнж для отчета. В пути меня поджидало еще одно приключение. Когда мы с «Альбином» шли по дороге через центр погруженного во мрак Либёнжа, встретилось нам несколько кавалеров, которые по сельскому обычаю выстаивали вечерами на перекрестке. Они приняли нас за поклонников местных девчат, которые направляются на свидание в соседнюю деревню, и предупредили, чтобы мы не шли дальше, потому что на дороге стоят немцы и проверяют у всех документы. Мы не поверили им, считая, что те подшучивают над нами, желая отпугнуть соперников.

Не прошли мы и двухсот метров, как из темноты появились две фигуры с карабинами за спиной. Нас осветили затененные фонари.

— Хальт! Аусвайс, битте[11].

Пришлось остановиться. Какую-то минуту я пожалел, что мы не послушались предупреждения, что я проявил самонадеянность. «Мы еще ничего не успели сделать, а теперь придется расставаться с жизнью», — промелькнуло у меня в голове. Жандармы, по-видимому, решили, что мы шахтеры, возвращающиеся с шахты «Янина» после вечерней смены. «Альбин» вытащил какую-то карточку и собирался подать ее. Я же потянулся за парабеллумом, который торчал у меня за поясом.

Я пытаюсь, стоя боком к немцам, вытащить пистолет. Немцы не обращают на это никакого внимания: по-видимому, мои неуклюжие маневры они принимают за попытку достать документы. Я лихорадочно прикидываю: стрелять в немцев или только напугать их? Я стреляю в воздух над самой головой у немцев. Эффект молниеносный. Немцы тут же бесследно растаяли в ночном мраке. Одновременно с этим «Альбин» бросился назад. Я бегу за ним и попадаю в боковую улочку, по обе стороны которой тянутся деревенские плетни. В темноте не могу толком понять, в какую сторону бегу. Почувствовал только, что зацепился одеждой за гвоздь, торчащий из забора. Только бы не пораниться — это самое важное. Одежда — мелочи. Мы добудем ее у бауэров.

Через несколько дней после этих событий бауэрфюрер Каневский в Либёнже, узнав о встрече полицейских с «бандитами», орал на одном из собраний:

— На немецкой земле не может быть партизан, скорее у меня волосы вырастут на ладони, чем они появятся здесь.

После освобождения бауэрфюрер попал в наши руки, и мы тогда припомнили ему его самоуверенные заявления. Он поглядывал на свою ладонь и дрожал от страха.

О нашем нападении на бауэров стало известно в окрестных селах, что несколько улучшило положение польского населения. А оно было незавидным. Законные хозяева стали теперь батраками. Жили они в сараях и получали но 25 марок в месяц (на одни только табак в месяц требовалось около 30 марок).

После нашего налета поведение бауэров заметно изменилось. Они теперь вели себя осторожнее, по вечерам запирались и ночами были начеку. По отношению к крестьянам стали более недоверчивыми и подозрительными, иногда бросая им обвинение в сотрудничестве с партизанами. Но зато перестали грозить освенцимским лагерем. Иные пытались даже оправдываться перед поляками, утверждая, что прислали их сюда только на время войны и что после победы они уедут домой. Крестьяне говорили, что бауэры «помягчали».

После встречи с полицейскими я опасался, что меня узнали. Поэтому мне нужно было хотя бы на некоторое время покинуть свое укрытие в родном доме. В ту же ночь я перебрался в партизанский бункер в Смуге подле Жарок, захватив с собой партизанское имущество, чтобы немцы в случае обыска не могли обнаружить следы моего пребывания дома. Укрытие в Смуге мы построили осенью 1942 года при помощи «Альбина», «Тадека», моей сестры «Стаси» — Элеоноры Валах-Гардзиновой и ее мужа Сташека. Лесок там был молодой, редкий и маленький. Шахтерским способом мы сделали подкоп под пригорок, поросший соснами. Стены укрепили деревянными кругляками, а вход замаскировали дерном. Много дней и ночей провел я в этом первом партизанском бункере, который до самого конца войны служил нам складом.

РАБОТА В СЕЛЬСКОЙ УПРАВЕ

Добытый в казармах Райхсарбайтсдинста радиоприемник исправно служил у Преглера в Езерках. Все чаще доходили до нас сводки и радиопередачи, которые мы переписывали пока что от руки. Но этого было недостаточно. Слишком трудоемкой была работа, и слишком мало получалось экземпляров для того, чтобы по-настоящему поставить работу.