Партизанские отряды были вооружены в общем однотипными винтовками 3-линейного калибра и, на всякий случай, имели по 50—80 патронов на каждого бойца. Признаться, в период подготовки к восстанию у каждого из нас вызывал тревогу столь скудный запас патронов. Опыт показал, что мы в этот момент не учитывали всех возможностей. В первые месяцы партизанских операций ценную услугу в этом отношении оказали нам сами крестьяне и сучанские шахтеры: по своей инициативе они организовали во Фроловке, Казанке и других селах кустарное производство патронов и вырабатывали их в таком количестве, что могли в значительной степени смягчить остроту патронного кризиса. Сущность производства заключалась в следующем: сучанские шахтеры в своих мастерских сделали необходимое количество металлических формочек («калып»[5], как их называли) для отливки из свинца пуль; в пустую гильзу, которую партизан после выстрела должен был обязательно сохранять и передавать в мастерские, насыпался порох, старый использованный капсюль сменялся новым, забивался небольшой пыж (можно впрочем и без него), вставлялась отлитая пуля в гильзу, и патрон готов. Легко понять теперь неосновательность жалоб белых на то, что партизаны употребляли нарезные патроны. Приготовленные подобным способом патроны в случаях попадания делали такие раны, что спасти раненого было почти невозможно. Чтобы облегчить положение тех белогвардейцев, которые могли попасть под пули партизан, мы, в ответ на обвинение нас со стороны белых в жестокости, неоднократно предлагали их офицерам выход, а именно: мы предлагали снабжать нас из складов владивостокской крепости, находившихся в их руках, фабричными патронами, тогда ранения наших врагов были бы менее ужасными. Белые отказывались от нашего предложения — тем хуже для них. Впрочем мы сами принимали меры к добыче пуль с твердой оболочкой, так как свинцовые пули оказывались пригодными только для берданок. Тут нам помогло наследство, которое оставил после себя еще со времен царского режима гарнизон, охранявший «дисциплинарный батальон» в селе Анучино.
В течение десятков лет в Анучине обучали солдат стрельбе. Стрельбищем служил земельный вал, в котором было накоплено большое количество пуль из 3-линейных винтовок. Мы решили воспользоваться этим богатейшим кладом. Сконцентрированные в Анучине арестованные сельские попы, которых мы предусмотрительно задержали почти всех поголовно, были приспособлены к работе по раскопке вала и собиранию пуль. Это предприятие оказалось довольно продуктивным: материал для патронных мастерских доставлялся в большом количестве, и работа закипела.
Параллельно с изготовлением патронов наши мастерские стали создавать при себе новые «цехи» по выделке бомб. Это производство являлось еще более примитивным, хоть и не менее важным. Чтобы сделать бомбу, бралась пустая банка из-под консервов (а банок у нас было предостаточно после того, как мы захватили консервные заводы Люри и К° и Стахеева), в нее вкладывался заряд взрывчатых веществ (динамит), мелкие куски жести, железа, проволоки; все это закрывалось крышкой, к которой приделывался фитиль из бикфордова шнура, и бомба готова. Для употребления этого смертоносного снаряда требовалась сноровка и даже, если хотите, искусство; не каждый мог им пользоваться. Во-первых, нужна была выдержка, так как фитиль зажигался спичкой и бомбу нужно было продержать столько времени в руках, сколько требовалось времени, при хладнокровном настроении, для счета до восьми. По счету «девять» бомба бросалась в место, где больше всего скучивался противник. Взрыв был потрясающий; как-то своеобразно соединялся глухой гул с режущим ухо треском. Содержимое банки-бомбы разлеталось во все стороны, поражая все на пути. Если партизан заранее не приготовил себе убежища, ему так же, как и врагам, грозила смерть или, еще хуже, ранение, которое в известном случае было самым тяжелым исходом, так как попадавший в тело кусок гвоздя или грязной ржавой жести не только рвал на куски мясо, но, как правило, производил заражение крови. Такими средневековыми способами мы вынуждены были пользоваться: нельзя же было итти с голыми руками против вооруженного с ног до головы врага.
Свои скудные запасы патронов мы пополняли еще трофеями. В этом случае к партизану очень подходит пословица: «волка кормят ноги». Запас патронов в 50—60 штук на человека всегда — и в начале боя и после него — как-то фатально оставался неизменным: при бережной стрельбе, направленной только по видимой цели, в двух-трехчасовом бою каждый партизан расходовал 20—30 патронов, а после боя это количество снова пополнялось из «мастерских» и из захваченных трофеев. Когда же наконец, усилиями Владивостокского партийного комитета, прежде всего тт. В. П. Шишкина и А. А. Воронина, в июне нам было доставлено морским путем (на катере) около сотни тысяч патронов и гранат (не партизанской уже выработки, а образца Новицкого и др.). — мы почти совсем перестали испытывать нужду в них.