Партизаны

— Что вы говорите? — Матеушу показалось, что он ослышался.

— Я понимаю вас, — вздохнул учитель.

— Говорите все, ради бога!

Учитель тихим, спокойным голосом рассказал, что лавочник Лыховский вместе с живущей у него девицей Доротой и Юзефом Ковалем, ее любовником, подозреваются в предательстве.

— Не может быть! — воскликнул Коваль. — Рысь имеет доказательства?

— Есть серьезные улики.

— Только улики?

— А вы полагаете, — скривил губы учитель, — что они должны попросить в гестапо подтверждение?

— Но Юзеф… — Коваль замолчал. Что тут скажешь?

— Я долго думал, сказать ли вам. Ведь это сын…

— Не бойтесь, предостерегать Лыховского не буду.

— А я и не боюсь, — спокойно ответил учитель, — поэтому вам все и сказал.

— Если предал из-за этой девки, — голос Коваля сорвался, — пусть его черти в ад заберут! Лучше бы погиб тогда, в сентябре. Как человек, а не как паршивый пес…

На обратном пути он думал только о Юзефе. Вспоминал каждое его слово, каждый жест, выражение лица. Предатель… Покупал сладкую жизнь с бабой. Ну так пусть его покарают… Если бы можно было все повернуть назад… Он должен сказать об этом Козе. Должен сказать сам, ибо тот может узнать от других. Он, отец, обвиняет сына. Ему внезапно захотелось свернуть в лес и идти куда глаза глядят. Только бы не знать всего этого…

4

Сбор по тревоге был объявлен сразу же после шести часов. Выйдя из мастерской Бычевского, Метек сразу же наткнулся на связную Висю.

— Что за встреча! — широко улыбнулся он.

— Стража, — шепнула девушка пароль.

Метек не выдержал и спросил:

— Боевое задание? Скажи, Вися.

— Не знаю.

— Ну скажи, ты такая хорошая. Если бы ты знала, как я тебя люблю.

— Обманываешь. — В голосе Виси прозвучала нотка обиды. Не сказав больше ни слова, она махнула рукой и побежала дальше.

Он смотрел ей вслед и вдруг понял, что она действительно ему нравится. Ханка Шенкель, конечно, красивее, но все же… В Висе была какая-то доброта и еще что-то такое, что влекло к ней парней. Однако ни один из бойцов сержанта Крогульца не мог похвалиться, что заслужил ее внимание. А вот на Метека она смотрит как-то странно. Он, правда, не мог понять, что, собственно, в ее взгляде было странным. Но сейчас не было времени размышлять об этом. Пароль означал: быть в боевой готовности через полчаса. В течение этого времени нужно взять из дома какую-нибудь еду и явиться на квартиру по улице Вятрачной. Скорее всего это учебная тревога, тренировка рекрутов, как говорил сержант. В последнее время тревоги участились. На каждом сборе неизменно задавался вопрос: «Когда пойдем на боевое задание?» И каждый раз Крогулец отвечал одно и то же:

— Успеете еще хлебнуть войны. Будете сыты ею по горло.

Такие ответы, разумеется, настроения им не поднимали. И по мере того как они овладевали военным делом, росла жажда борьбы.

Отца дома не было. Метек быстро проглотил несколько холодных картофелин, отломил кусочек хлеба, выпил кофе. Остатки хлеба спрятал в карман. На всякий случай взял из тайничка свои сбережения, перочинный нож, спички и фонарик.

Улица Вятрачная начиналась за почтой, потом поворачивала к монастырю и выходила за город, превращаясь в тракт, ведущий в Рышев. За вторым поворотом, несколько отступая в глубь улицы, стоял двухэтажный дом. Вход в квартиру со двора. Двери всегда открывает старая женщина. Крогулец осматривал входящих, движением руки указывал, куда сесть. Молчал. Они тоже не решались заговорить.

— Начинаем, — сказал он наконец. — Мы получили боевое задание. — Взмахом руки он приостановил возбужденный гул. — Виська, раздавай оружие.

Как командир отделения, автомат получил Мак, Метек — парабеллум, две обоймы и гранату. Пистолет он засунул за ремень, гранату положил в карман. Крогулец внимательно их осмотрел, положил на стол листок бумаги, что-то нарисовал на нем и начал говорить:

— Улица Крента, Мицкевича, Костюшко… Мицкевича, семь. Там живет… — Он вдруг замолчал, взглянул перед собой, словно о чем-то еще подумал, и быстро, решительно произнес: — Предатель Борчак. Мы должны привести в исполнение приговор подпольного суда. Выполнит это… — Крогулец на мгновение замолчал и стал всматриваться в побледневшие лица ребят, — боец Молот.

Метек будто не слышал слов Крогульца. Он продолжал смотреть на листок бумаги. Сержант что-то еще говорил, а затем взял Метека за плечо:

— Ты понял?

— Слушаю.

— Рядовой Молот! Запомните: я вхожу первым, вы за мной. Мак подстраховывает нас у дома. Сенк возле калитки. Я читаю приговор, в этот момент… — Он замолчал на мгновение, потом закончил: — Ты уничтожаешь этого сукина сына.

— Так точно!

— Можно курить.