Часов в 10 утра на Взносное к Агапоненко пришел молодой человек с той стороны Бука, из деревни Лавреновичи, и рассказал ему:
— Товарищ командир, ночью к нам в деревню пришло 9 мужчин, одетых в форму советских летчиков. Они заявили, что хотят встретиться с партизанами и что они военнопленные, бежавшие из немецкого поезда, когда их немцы везли в Польшу, в лагерь смерти. Обо всем этом вам просил передать Кадер из деревни Замошье, которого, как он мне сказал, вы должны знать.
— Эти пленные вооружены? — спросил Агапоненко.
— Нет, без оружия, но почти все они одеты очень хорошо, в летных комбинезонах, меховых или кирзовых сапогах и шлемах на голове. И только один из них одет очень плохо.
— Ну ладно, ведите их в Яново, в хату к Соне Казакевич. Где она живет, вы там спросите. Пусть они побудут у нее до утра.
Читатель, видимо, уже догадывается, что разговор этот был о нашей группе летчиков, бежавших из плена, вместе с которыми был и автор этих записок.
Ночью 24 января 1943 года Агапоненко, собрав всех своих разведчиков, выехал со Взносного в направлении Яново для встречи с пленными летчиками. Там, выставив предварительно посты в оба конца деревни, Агапоненко вместе с Шурой Пляц и Егором Евсеевым вошли в дом к Соне Казакевич, где и состоялась наша встреча. Потом партизаны уехали, приказав нам ждать их до утра. Утром, когда уже стало совсем светло, к дому, где мы находились, подъехали две подводы.
Партизаны Короткевич Егор, Короткевич Алексей и Журавский Иван, который был старшим у них, приказали нам выходить из дома и садиться в сани. На улице был крепкий утренний морозец. Яркий белый снег ослепил нас, когда мы выходили из дома. Жмурясь от ослепительно белого снега, мы сели в партизанские сани. Я попал в те сани, где находился Егор Короткевич. Посмотрев на меня внимательно, он очень приветливо предложил:
— Вы плохо одеты, садитесь в середину саней и накрывайтесь сеном.
— Спасибо, — поблагодарил я Егора и, забравшись по его совету в середину саней-розвальней, накрылся душистым мягким сеном. Рядом со мной сели в сани и другие мои товарищи.
Много месяцев спустя, когда я уже стал комиссаром отряда разведчиков, Егор Короткевич вспоминал о нашей первой встрече:
— Когда я первый раз увидел вас, товарищ комиссар, то был очень удивлен и про себя подумал, как это у него держится такая большая голова на такой тонкой шее. Вы тогда были такие худые и болезненные, что просто мне было удивительно, как вы еще остались живы в этом немецком лагере.
Но вот Егор прикрикнул на лошадь, стегнул ее кнутом, и мы поехали. Сани заскрипели. Из-под копыт лошади полетел снег прямо в нас. А в животе у лошади что-то екало при каждом шаге. Мы выехали из деревни в снежное поле. Справа и несколько впереди, вдали чернела деревянная церковка, это был Монастырь, а слева темнел большой лес. Дорога попеременно шла то в гору, то с горы. У меня было так радостно на сердце, что сейчас это трудно передать словами. Я посмотрел на своих товарищей. Хотя все были обросшие бородами, с ввалившимися щеками и с темной синевой под глазами, но глаза ярко горели, и улыбка не сходила с их радостных лиц. Все мы молчали, наслаждаясь нашей свободой и радостью встречи с партизанами. Примерно через полчаса впереди на пригорке показалась небольшая деревня Взносное. У крайней хаты стоял с винтовкой в руках партизанский часовой. Проехав мимо него, мы углубились в деревню. В середине нее наши сани свернули влево по переулку, в сторону леса. Там с правой стороны стояло несколько домов. Подъехав к крайнему дому, который сверкал белизной сосновых бревен, мы остановились.
— Приехали, товарищи! — объявил Короткевич. — Здесь вы будете жить. Заходите в хату.
Войдя в этот крестьянский дом и оглядев его, мы обнаружили внутри него очень бедную обстановку. Справа от входа стояла большая русская печь, а в левом переднем углу стоял простой деревянный, грубо сколоченный из сосновых досок стол и две деревянные лавки около него. Больше ничего не было, даже окна были без занавесок. В доме было довольно прохладно и пахло сосновыми свежевыстроганными досками. Нас встретила молодая хозяйка.
— Располагайтесь, хлопцы, — пригласил нас Короткевич. — Вы пока передохните с дороги, побудьте одни, а мы позаботимся о кормежке.
Хозяйка дома оказалась очень неразговорчивой, да и забот у нее было много в связи с нашим появлением. Она принесла со двора охапку дров и начала растапливать печь, а потом села чистить в большой чугун картошку. Мы предложили ей свою помощь, но она сказала, что сделает все сама.
— А вы отдыхайте, хлопцы. И так много горя пришлось хватить.
От этого бездельного ожидания нам было как-то не по себе. Я решил сесть у окна на лавку и посмотреть на окружающую местность. Из окна хорошо был виден почти примыкающий к деревне лес. Дом стоял на краю спуска к санной дороге, которая шла из деревни по балке в сторону леса. Мои товарищи, сидя прямо на полу, в это время вполголоса о чем-то своем разговаривали друг с другом.
— Эх, теперь бы побриться, — произнес кто-то из них.