Партизаны полной Луны (СИ)

— Предполагается, что есть. "Есть юж запузно — не есть запузно". То есть "уже поздно — нет, еще не поздно…" — Игоря снова одолел смех.

— Гениально! — восхитился Антон. — Интересно, с кем это она должна быть щасливша и что это за "она".

— Ну, это как раз неинтересно. Чтобы разобраться с этим, достаточно выловить глаза из монитора. — И Игорь очень живо изобразил процесс возвращения блудного ока в орбиту. — Вот послушай, какая еще прелесть. — Он с ходу перевел: — "При звуке шагов по ступеням сердце в глотке застряло. Хотите знать, кто она? Сладкая гибель, моя отрава…"

— Bay! — сказал Антон. — А почему он молчит?

— Н-ну… включим дедукцию. Она старше лет на пять, они вместе учились у Каспера. По кое-каким обмолвкам Стаха я понял, что ему тогда было не больше, чем тебе, а ей, соответственно, двадцать. Антошка, ты бы смог признаться двадцатилетней девушке?

— Шутишь?

— Вот. Слишком велик возрастной разрыв, девушки и ровесников-то не очень празднуют, а уж тот, кто на пять лет младше, вообще не человек. Извини, Тоха, но это факт жизни. Что ему остается? Гордое молчание и онанизм. А в нашем случае, кажется, даже последнее исключено. Полная неудовлетворенность получается.

Игорь подумал, покрутил пальцами в воздухе и заявил:

— Как ты думаешь, это правильно, что наш доблестный рыцарь страдает по даме морэ[13], а она о том ни сном, ни духом, ни вереском — в смысле писком?

— А если она… ну… равнодушна?

— А! Вот это уже во-вторых! Нет, Тоха, она не равнодушна. Пять лет назад около нее вертелся какой-то щенок, на которого можно было не обращать внимания, пока вокруг… ну, скажем, мужики вроде Каспера. А сейчас она одинока — из всей группы остался только Десперадо, тот еще кавалер, при всем моем к нему. И вдруг неожиданно на голову падает Эней, но уже не младенец, которого и отвергать-то было ниже достоинства, а герой, овеянный, так сказать, славой. Он подрос, он возмужал, она позавчера видела его на ринге — поверь мне, на женщин это производит совсем не то впечатление, что на нас. Словом, она готова. Но она не умеет считывать эмоции, а он молчит. Потому что внутри он по-прежнему восторженный и немой обожатель. Ты как хочешь, Антоха, а у меня сердце разрывается при виде этого безобразия.

— Может, тебе с ней поговорить?

Игорь поднял брови и театрально вздохнул.

— И после этого она снова начнет видеть в нем детеныша. Нет уж. Он поговорит с ней сам. Где у тебя принтер?

Антон перехватил идею на лету.

— Никаких принтеров! Достань мне где-нибудь образец его почерка. Делать — так по-большому, как говорит наш батюшка.

— Узнает, — меланхолически сказал Игорь, — зарубит всех. Впрочем, если я что-то понимаю в шоколаде, ему, наверное, будет не до того.

Образец почерка раздобыли тем же вечером — Антон с невиннейшим видом попросил Энея переписать ему слова польской версии "Farewell and adieu to ye Spanish ladies"[14]. Эней переписал. Легли в этот день рано, введя по базе "сухой закон" на ближайшие дни.

Утром начиналось то, ради чего вызволяли Хеллбоя, — практические занятия с оружием. Для начала с холодным.

Утром, еще в сумерках, Хеллбой выгнал на пробежку всю группу — правда, застать врасплох ему удалось только одного Антона. Босиком по мокрому песку, вдоль линии прибоя, с подскоками и приседаниями по команде — занятия с Энеем и Костей сразу показались Антону баловством. Пробежка закончилась у дерева, на котором… да нет, успокоил себя Антон, не может это быть висельником. Это… Это…

— Свинья? — выдохнул он.

— Она самая, — согласился Костя.

— Купили вчера в деревне, — объяснил почти не запыхавшийся Эней.

У Антона подкатило к горлу.

Свинья была подвешена на крюк за голову и "улыбалась горлом". Никаких других повреждений на ней не было — Хеллбой, видно, не хотел потрошить наглядное пособие.

— Свинья, — пояснил Хеллбой, — по расположению внутренних органов очень близка к человеку. И по весу мы выбирали такую, чтобы тянула на средних размеров мужика. Кровь спустили, конечно, чтобы грязь не разводить. Жаль, пластикат взять негде. Лучше тренировки нет, чем на пластикате.

— Пшепрашам, на чем? — поинтересовался Игорь.

Десперадо скривился — то ли презрительно, то ли брезгливо.

— Пластикат, — сказал Эней холодно, — это труп, ткани которого пропитаны специальным раствором от разложения и окоченения. На пластикатах тренируются врачи… и эсбэшники.

— И некоторые террористы, — пробормотал Игорь.

— Раньше тренировались. Теперь они используют муляжи.

— Профанация, — сморщился Хеллбой. — Только тело реагирует как тело. Помнишь, Анджей, те два пластиката, которые мы с Ростбифом в анатомичке выиграли в кости у сторожа? — мечтательно спросил он.

— Как же не помнить, — по-прежнему холодно ответил Эней.

— А вот скажи мне, на свинье такой же класс покажешь?

Эней пожал плечами, закрыл глаза и протянул руку. Хеллбой вложил в его ладонь нож рукоятью вперед, Мэй и Десперадо раскрутили за плечи.

— Давай! — крикнул Хеллбой, качнув тушу свиньи.