Партизаны полной Луны (СИ)

— Вера, скажи честно: ты где-то раздобыла и прочитала тематическое пособие? — улыбнулся Кобыл.

— Нет, — улыбнулась Вера. — Я читала "Философские рассказы". Это же не запрещено, читать дополнительную литературу?

— Наоборот, чтение дополнительной литературы одобряю. Но кроме вычитанных, неплохо бы иметь и свои мысли. Особенно в данном случае. Кто ещё хочет сказать? И не забывайте: мы ведем речь о жизни и смерти.

— Я хочу, — сказал Саня. — Верка. Я тебе отдал золотую фишку, и ты мне золотую. А теперь я думаю — лучше я бы тебе черную и ты мне черную. Я думал, ты друг… А ты, оказывается, смотришь, кто какую пользу принесет.

— Что бы ты ни думал, Саша, я тебе друг, — Вера поджала губы. — Просто я умею выбирать друзей.

— Я тоже умею их выбирать, — сказал Саня. — Потому и говорю, что лучше вместе с Андреем в лодке остаться, чем вместе с тобой спастись.

— Саша, а какой смысл в том, чтобы остаться с Андреем в лодке? — Кобыл перехватил разговор раньше, чем Вера успела что-то сказать. — Вот вы друзья. Как ты полагаешь, ему легче будет от того, что друг погибает рядом с ним? Я думаю, ему будет тяжелее. Или ты считаешь его настолько плохим человеком?

— Нет, — Саня повел плечами, словно стряхивая с себя что-то тяжелое. — Я имел в виду — вместо Андрея.

— Ты имел в виду ровно то, что ты сказал — по крайней мере, в тот момент, когда говорил. Это звучит очень красиво — умереть вместе, как Ахилл и Патрокл…

— Они умерли по отдельности, — буркнул Андрей. — Сначала Патрокл, потом Ахилл.

— Несущественно, — отмахнулся Кобыл. — Об этом поговорите на уроке литературы, а сейчас у нас урок прикладной этики. И этот курс введен не для того, чтобы портить вам нервы. — Черняев покраснел: насчёт нервов сказал он, в столовой после прошлого урока, при всем классе: иди гадай теперь, кто свистнул. — И не для того, чтобы каждый мог спокойно высказать другому все, что о нем думает. Это на переменах, пожалуйста. На уроке мы обсуждаем не человека, а его поведение. Не "такой-то и такой-то асоциальный элемент", Вера, а "поведение такого-то и такого-то кажется мне асоциальным". Это на будущее. Курс прикладной этики введен для того, чтобы вы могли осознавать мотивы принимаемых вами в жизни решений. Мы сейчас не говорим, что хорошо, а что плохо, кто поступил этично, а кто неэтично. Мы пытаемся понять, почему так вышло: почему вы приговорили к смерти — а вы сделали именно это — Андрея Витра, хорошего парня, который, насколько я знаю, никогда никого не обидел, у которого в классе нет врагов или даже просто неприятелей. Почему именно он должен погибать, кто мне объяснит? Я прошу понимать мой вопрос не как замаскированный упрек, а буквально. Я действительно хочу знать, почему те из вас, кто отдал Андрею черную метку, считают его достойным смерти.

— Да не считаем мы! — обиделся Рабинович. — Это же просто игра, какая смерть? Так ведь в жизни не бывает!

— Нет, это уже не просто игра, — покачал головой Кобыл. — Это декларация намерений как минимум. Это заявление: "Андрей, если обстоятельства сложатся вот так и так — я предпочту, чтобы ты умер". Конечно, вряд ли мы окажемся в тонущей подводной лодке. Но каждому из вас в жизни придется делать не такой крутой, но достаточно жесткий выбор. Например, начальник идет на повышение, на его место, дающее право на пайцзу[3], претендуете вы и, скажем, иммигрант из-за фронтира. Вы можете отдать это место без боя, можете побороться за него, можете провести какую-то интригу так, чтобы взять его без конкуренции… Для того чтобы принимать решения, нужно понимать, почему вы поступаете так, а не иначе. Один мотив тут уже прозвучал — Стас отомстил Андрею за прошлую игру. Честно — но очень опасно. Кто ещё?

— Ну… — Игнат Скуратовский поднял руку. — Андрей ведь сам в прошлый раз вызвался быть последним.

— Ты что дал Андрею? — спросил Кобыл.

— Я — черную. У меня одна оставалась. Больше дать было некому, все бы обиделись.

— Резюмирую: ты принес Андрея в жертву именно потому, что Андрей в прошлый раз проявил готовность к самопожертвованию?

— Нуууу… да.

— Кто ещё руководствовался этим мотивом?

Поднялось полтора десятка рук.

— Так, — подытожил Кобыл. — Ну а кто из вас при этом принял в расчет то, что обидевшийся на черную метку в ответ даст черную метку вам?

Поднялось с десяток рук.

— Значит, больше десяти человек признает, что Андрей, во-первых, самоотвержен, а во-вторых, незлобив. Как вы считаете, это хорошие качества или плохие?

— Хорошие, — нестройно загудело большинство.

Только Зервандова фыркнула:

— Для одних хорошие… А для Витра, оказалось, плохие.

— Ты признаешь, что моральные качества — понятие относительное?

— Ничего я не признаю. Что я могу признавать, моя глюпый ассирийский баба, мой дело посуда мыть, моя такая моральная слова не понимай, — прокрякала она, превращая свой легкий акцент в карикатурный. — Я говорю: тут хорошего человека замочили просто за то, что он хороший.

— А как ты распорядилась фишками? — спросил Кобыл.

— Отдала тем, кто был ближе. Каждому по черной и золотой сразу.