Партизаны Столетней войны

Дальнейший осмотр деревни подтвердил мои опасения. На деревню, действительно, напали. Нападавшие перебили всех собак и коз. Нашли мы также и тела семерых селян, лежавших среди домов. Еще неизвестные агрессоры сожгли все ульи на пасеке. Тупо облили их маслом и сожгли. А вот дома оставили целыми. Почему? Не понимаю я такого выборочного вандализма. Еще налетчики сожгли большой деревенский амбар. Вот еще одна странность. Я точно знал, что сейчас этот амбар пустовал. Это осенью его должны были забить под завязку зерном и дарами леса. Кому понадобилось сжигать пустой амбар? Когда мы подошли поближе к месту пожарища, то узнали страшную разгадку. Все они были здесь. Все жители этой деревни, которых мы не нашли ранее. Точнее говоря, здесь были их обгоревшие кости. Мужские, женские и детские. Кто-то загнал всех выживших при первом нападении крестьян в этот амбар, закрыл дверь и поджег. Сука, сука, сука!!! Я такое уже раньше видел. В Судане. Там точно так же негритянские повстанцы зверствовали над своими соплеменниками. Так же вот сжигали людей в домах и сараях. Мы после такого зрелища их в плен не брали. И за это мне с Гризли влупили тогда взыскание от командования Иностранного легиона.

Хотя нет! Не всех селян мы обнаружили. Совершенно неожиданно мы нашли одного выжившего. И еще один труп. На противоположном краю деревни находилась деревенская кузница. И кузнец был здесь. Точнее говоря, тут возле порога лежало его тело. Большой, волосатый и кряжистый, он даже сейчас внушал уважение. Колоритный дядька. Мертвый кузнец сжимал в руках обломок охотничьего копья. Я слышал, как селяне его звали Пьером. Дядька Пьер. Так и говорили. Вроде бы он когда-то успел повоевать в ополчении местного барона. А затем остепенился и стал деревенским кузнецом. И судя по следам крови вокруг него, без боя он не сдался. Сумел подранить кого-то из нападавших. Вон сколько крови вытекло. И это явно не кровь кузнеца. Кто-то другой тут лежал рядом с ним. Рядом с телом дядьки Пьера стоял на коленях высокий и мускулистый парень, в котором я узнал племянника кузнеца Доминика. Этот крепкий парнишка был слегка уменьшенной копией своего дяди Пьера. И среди деревенской молодежи выделялся своей богатырской статью. Ну еще бы ему не выделяться. Он же был единственным подмастерьем деревенского кузнеца. А кузнецы и их помощники тощими хлюпиками не бывают. Ты попробуй так же, как они, помахать огромным молотом, стуча им по разогретому металлу. Тут сила нужна. И у Доминика она была. И хотя ему, по нашим прикидкам, было лет семнадцать-восемнадцать, но его фигуре позавидовал бы любой атлет. Впрочем, все деревенские мужчины были довольно развиты в физическом плане. Физический труд и хорошее питание (а питались лесовики очень даже неплохо в сравнении с другими крестьянами) сделали свое дело. Слабаков в этой деревне не было.

– Ы-ы-ы-ы! – выл Доминик, раскачиваясь из стороны в сторону над телом своего дяди. – Как же так, дядя Пьер? Ы-ы-ы-ы!!!

Картина была фееричная. Здоровый парниша, а плачет, как дитя малое, с надрывом. Все понятно. Стресс у мальчика. Кто-то убил его родича. Понимаю его горе. Я на такое насмотрелся за годы службы. Зачерствел душой, но и меня эта сцена царапнула. Минут десять мы пытались успокоить Доминика. Наконец, он перестал причитать и начал рассказывать. Ему повезло. Дико повезло. Перед нападением на деревню Доминик пошел в лес, проверять силки и капканы. И подзадержался там часа на три-четыре. А когда вернулся, то увидел это. В деревне хозяйничали англичане. Воинов с красными крестами на одежде с английскими длинными луками трудно было с кем-то перепутать. Амбар с запертыми в нем жителями деревни уже вовсю пылал. И прятавшийся в лесу Доминик отчетливо слышал крики людей, сгоравших заживо. Когда англичане ушли, то парень еще какое-то время скрывался в лесу, не решаясь войти в деревню. А затем решился. И нашел труп своего дяди Пьера на пороге его кузницы. Родители Доминика умерли от лихорадки, когда он был еще совсем маленький. И дядька Пьер, оставшийся его единственным родственником, взял мелкого Доминика к себе. Он его вырастил, воспитал и научил кузнечному делу. Доминик любил дядьку Пьера как родного отца. И вот он его потерял вместе со всеми своими знакомыми.

– Теперь хотя бы ясно, кто виноват во всем этом! – задумчиво сказал Гризли, махнув рукой в круговом движении.

– Что будем делать, шевалье Андрэ и шевалье Мишель? – произнес Дилан, едва сдерживаясь. Яростью от него фонило не по-детски.

Кстати, у французов нет натершего оскомину слова «сэр». Это у англосаксов рыцарей зовут сэрами. А французы своих низших дворян обзывают «шевалье». И вот для Дилана мы были настоящими шевалье, то есть рыцари без феода. Поначалу напрягало, а затем мы привыкли. Назвались дворянами, надо соответствовать и не морщиться, когда тебя обзывают шевалье. Между прочим, «шевалье» в переводе с французского означает «всадник».

– Будем карать уродов! – отчеканил я, чувствуя, как и меня накрывает волна праведного гнева. – Такое прощать нельзя. Пойдем по следу и убьем их всех.