Партизаны. Судный день.

— Я тебе покажу — дружеские! И думать забудь. После того, что ты со мной сделал…

Актер с ужасом посмотрел на ее отца, брови которого стремительно сдвигались на переносице.

— Олеся, ты что! Я же ничего не сделал!

— Не сделал?! Ты из меня актрису сделал! — Олеся прижала руки к сердцу и воскликнула: — Возлюбленный, супруг мой, друг мой нежный!

Бодун сжал кулаки.

— Супруг?! Вот как?!

Алексей поспешно схватил его за руки.

— Семен Михайлович! Это по роли! По роли!

Фермер легко высвободил грозные кулаки.

— Пороли? Не-ет, тебя еще не пороли!

— Папка, ты что?! — возмутилась Олеся. — Это же монолог Джульетты!

— Какой еще мо… — внезапно до Бодуна дошло, что дочка цитировала ему пьесу. — Монолог? — подозрительно переспросил он.

— Конечно. «Смотри же, шли мне вести каждый час».

Фермер, окончательно сбитый с толку, пробормотал:

— Так… не получится. У нас почта если только с оказией.

Николай прощался с Марьей.

— Приезжать-то хоть будешь, Колюша? — спросила безутешная женщина, нутром чуя, что вряд ли когда-нибудь еще увидит городского поклонника.

Николай почувствовал себя неловко.

— О чем ты говоришь! Естественно, — с преувеличенной уверенностью, выдававшей его истинные планы с головой, произнес он.

Марья вздохнула.

— Обманешь ведь…

Химик отвел глаза, поскольку слова Марьи попали в самую точку.

— Вообще-то ты права. Не приеду я, — признался он. — А может, и приеду. Не решил еще. Извини.

— Чего уж… — снова вздохнула Марья. Эти слова ее не удивили, а потому особенно и не расстроили. — Я знала.

— Знала? — удивился Николай. — А почему же… — Неожиданно он сказал: — Ты знаешь, я ведь правда не решил. То есть мне казалось, что решил, но сейчас что-то вдруг… Даже сам удивляюсь.

— Я все равно ждать буду, — призналась Марья. — У нас вон Салтычиха своего после войны тридцать лет ждала, а тут мир. Может, и приедешь.

— Ну, что ты, Маша… — пробормотал несколько потрясенный Николай.

Марья улыбнулась.

— Машей назвал. Первый раз. Значит, точно дождусь.

Жора и Александр оглядели кузов.

— Вроде как все, — сказал Жора.

— Конец, мужики! — крикнул Александр. — Погрузились. Можно трогаться.

Он помог Сергеичу и Михаилу забраться наверх.

— Господа партизаны! По коням! — позвал Жора остальных.

Эти его слова вызвали бурю эмоций. Николай, поспешно поцеловав Марью, побежал к машине. Деревенские бабы дружно завыли в голос, обступили грузовик и принялись совать отъезжающим узелки с гостинцами.

— Ой, лишенько! — голосила Никаноровна. — Прощай, Сергеич, век тебе благодарная буду!

— Да что ты, Никаноровна? — смутился плотник. — Чего я там такого сделал-то?

— На кого ж вы нас оставляете, кормильцы наши-и! — вторила соседке Петровна.

— Вы чего, бабы? — не выдержал Алексей, подсаживая Олесю в кабину. — Какие мы кормильцы? Мы ж вас, наоборот, объедали.

— Да вы хоть все пожрите дочиста, только оставайтесь! — не унималась Петровна.

Алексей запрыгнул в кузов.

— Мы вам доктора оставляем, он вам все дочиста и пожрет. — Актер оглядел остальных. — Все? — Алексей стукнул по крыше кабины. — Поехали!

— Погоди, — спохватился Жора, — а командир где?

Юрий с задумчивым видом стоял поодаль.

— Командир, ты чего замечтался? Давай к нам, — Жора протянул ему руку.

— Он, небось, к Олеське в кабину хочет, — ехидно заметил Александр.

— Еще чего! — притворно рассердился Алексей. — Олеся теперь под моим контролем. Так что, Юрик, только к нам. — Актер посмотрел на Юрия и тут же оставил шутливый тон. — Эй, да ты никак еще не решил, ехать или оставаться?

Юрий взглянул на него, потом на доктора, который вместе с Аленой стоял в группе плачущих селянок. Постепенно выражение задумчивости сошло с его лица.

— Да нет, мужики. Решил.