Парус, ветер и любовь (сборник)

Спустя некоторое время я снова приехала в Москву в командировку. Остановилась в той же гостинице. Администратор, которая меня оформляла, спросила, что так долго меня не было. Я еле узнала ту дежурную по этажу, она стала уже администратором. Я сказала, что вышла замуж, родила ребёнка. «Вы за того молодого человека вышли замуж, который всегда вас поджидал?»

Тебя помнят даже дежурные в гостинице и меня тоже. А мы не вместе, как жаль! Много чего жаль.

Я уехала жить к мужу, а твои письма остались в моём доме. Когда я вернулась домой, писем не оказалось на месте. Я хотела их почитать, так они меня грели! А оказывается, мама их уничтожила, боялась, что эти письма смогут внести разлад в мою семью, если вдруг случайно мой муж их обнаружит. Я плакала и возмущалась, как она могла так сделать? Но я всё равно их помню. Их было много, ты писал часто и так красиво! Когда я вышла замуж, ты ещё не знал об этом и продолжал писать письма. Мама заставила меня ответить тебе и сообщить, что изменилась моя жизнь. И ты замолчал. Больше от тебя не было писем. А я всё равно ждала.

Так хочется тебя увидеть! Я, конечно, уже совсем другая, со всеми недостатками своего пожилого возраста. А ты, наверное, всё такой же уютный, с роскошной улыбкой и голубыми-голубыми глазами.

Я счастлива от того, что у меня была такая встреча в жизни, которая сохранилась в памяти как доброе и прекрасное время. Где же ты, милый Слава? Я помню о тебе даже в конце жизни. А помнишь ли ты меня? Возможно, что я прошла в твоей жизни как незначительный эпизод. А может быть, и нет…

Не скажу

Когда летел тополиный пух и стелился под ногами белым пушистым покрывалом, Эля чихала и нос у неё краснел. Этот пух она и обожала, и ненавидела одновременно. Обожала за пушистость, лёгкость и схожесть со снежинками в зимнюю пору. А летом такой очаровательный снежок восхищал.

Но до чего же он противный! Забивает нос и лезет везде. И Эля становилась некрасивой. Она и так была не очень-то привлекательной, но этот противно-очаровательный пух… Эле было почти двадцать лет. А любимого у неё ещё не было. «Неужели и в двадцать лет я буду одна? — обречённо думала милая Эля. — Ну и пусть буду одна. Конечно, я же некрасивая! Кому же нравятся некрасивые? Никому. Зато я свободная! Вот закончу институт и буду путешествовать по всему миру! Сколько стран можно посмотреть!» — не унывала Эля. Мама ей всегда внушала, что свободной быть — это лучше всего!

Шла Эля не торопясь, сдувала пух тополиный со своего носа, выпятив нижнюю губу, улыбалась. И мечтала о своей счастливой будущей жизни.

— Привет, красавица!

— Здравствуй! Почему красавица? Смеёшься?

— Нет, не смеюсь, ты такая смешная, когда сдуваешь пух! Хочу спросить тебя: как пройти на улицу Краснодонская? Сказали, что где-то здесь, а я найти не могу.

— Я иду в ту сторону, покажу. Как тебя зовут?

— Алексей, можно Лёша. А тебя?

— Не скажу.

— Почему?

— Ты же меня уже назвал — Красавица. Так и зови.

— Вот говорю же, что ты смешная. Сразу заметил!

— Получается, что и Красавица, и смешная. Сам смешной!

Они шли, смеялись, болтали про всё на свете. А пук летал вокруг них и радовался, что встретились двое.

Возраст

Сидим за ужином. Наталья Михайловна говорит:

— Вот пройдёт некоторое количество лет, и будет нам лет по восемьдесят. Встретимся, быть может, в каком-нибудь санатории, а может быть, и здесь — узнаем ли мы друг друга?

На эту тему её натолкнул взгляд на очень стареньких отдыхающих.

Когда старость встречается в большом количестве (а нас было многовато), это очень печально выглядит. Никакие песни, ни танцы, ни смех не могут заглушить или затемнить возраст. Он особенно явно проступает, когда пожилые веселятся, танцуют. Они, кажется, забыли, сколько им лет. Их душа встрепенулась, взлетела, запела, закружилась и засмеялась. А внешность как бы пытается вернуть всё на свои места. Со стороны это выглядит очень печально и грустно, и больно до слёз.

Жизнь, жизнь, жизнь… Как ты коротка и длинна в то же время. А возраст?

Она высокая, совсем-совсем седая, очень прямая. Идёт с палочкой. Ей восемьдесят шесть лет. Доктор технических наук, профессор. Умный взгляд. Видно, что в молодости была красива. Но возраст взял и всё смял. Заставил пожухнуть, увять. А где-то из глубины годов выглядывает былая красота. Одета строго, элегантно, в брюках, на уставших ногах мокасины. Ноги особенно подчёркивают возраст, на них как будто нанизаны года. И эта тяжесть визуально ощущается. Руки ухожены, маникюр, но такое впечатление, что на руки надеты мятые перчатки, а сверху красивые перстни, кольца. Седые волосы собраны на затылке в пучок. Она о чём-то рассказывает своей спутнице. Голос низкий, хорошо поставлен, чувствуется преподаватель. А глаза карие, большие, красивые. В них насмешливость, грусть и недоумение: «Что ж так быстро-то?!» Да. Вот так быстро пролетели эти восемьдесят шесть лет. И всё прошло на её глазах: и разруха, и восстановление, опять разруха и опять восстановление. И уже в который раз всё это ею пережито.