«Что касается наказания еретиков, то я считаю, что хорошо бы было наложить наказание в самом начале, без большой жестокости или пристрастия, но соблюдая должную строгость по отношению к тем, кто выбрал лживую доктрину, чтобы обманывать простаков. При этом надо дать этим людям возможность ясно уразуметь, что они осуждены не без основания. Тогда другие, узнав правду, будут остерегаться быть соблазненными впадением в ересь. Очень важно также, чтобы в Лондоне никто не был сожжен без присутствия кого-то из членов Совета. А во время такой казни, здесь и в любом другом месте, должна быть произнесена добрая и благочестивая проповедь».
Сравните с очередным посланием Джона Нокса: «Это не только законно – наказать смертью таких, которые стремятся ниспровергнуть и истинную веру, но к этому следует обязать магистраты и вообще всех людей». Или с письмом главы самого крайнего течения в протестантизме, впоследствии названного его именем, Жана Кальвина, герцогу Сомерсету: «Ни в коем случае не следует допускать никакой сдержанности и терпимости. Этим можно погубить дело оздоровления религии».
Кстати, Джона Нокса нынешние воинствующие западные феминистки, попадись он им, наверняка порвали бы на тряпки. Неистовый Джон опубликовал очередной памфлет, на сей раз имевший мало отношения к религии. Его содержание ясно из самого названия – длинного, как было принято в ту пору: «Первый трубный глас против чудовищного нашествия легионов женщин». Суть была проста: женщины, совершенно неважно, католички они или протестантки, не имеют права управлять государствами и вообще принимать какое бы то ни было участие в государственных делах. Нокс писал: «Женщина, несущая бремя правлений над людьми, землями либо городами – это противно самой природе, оскорбительно для Господа нашего, противоречит его высшей воле и законам, которые он для нас установил, наконец, отрицает самое понятие справедливости». Поскольку, по глубокому убеждению Нокса, женщины обладали множеством несовершенств и пороков, по сравнению с мужчинами были «слабыми, хрупкими, нетерпеливыми, глупыми, непостоянными и не способными организовать никакое дело». По сравнению с мужчинами они «слепы, слабы, глупы и нерешительны». А потому женщина у власти, особенно во «главе государства – «политическое уродство», которое нужно искоренить раз и навсегда.
Попался бы он даже не феминисткам, а «железной леди» Маргарет Тэтчер…
Впрочем, применительно к текущей действительности памфлет Нокса имел и практическое значение: по нему выходило, что и королева Мария – то самое политическое уродство, которое стоит искоренить любыми средствами…
И все же… Эти триста костров в правление Марии были жестокой реальностью, от которой не отмахнуться. Они были. Конечно, сжигать на кострах живых людей – нехорошо. Марию на века припечатали прозвищем Мария Кровавая, Кровавая Мэри, Bloody Mary.
Чарльз Диккенс, человек эмоциональный, был к ней особенно безжалостен: «Как Марию Кровавую ее всегда будут вспоминать в Великобритании с содроганием и ужасом». Да и в дальнейшем английские историки выражались о ней немногим мягче – да и историки других стран, в том числе и нашей. Даже авторы более-менее объективных биографий Марии, даже те, кто в своих книгах опровергают многие расхожие мифы о «коронованной садистке» и «жесточайшем католическом терроре», все же называют свои книги не иначе, как «Мария Кровавая».
Еще в последние годы жизни и правления Марии наводнившие страну эмигрантские трактаты и листовки именовали ее «свирепой и безумной женщиной», «Вероломной Марией», «Злобной Марией». Потешались над ее ложной беременностью, набожность королевы называли «карикатурным слепым фанатизмом», силу воли – «свирепостью», любовь к мужу – «рабской зависимостью вкупе с разнузданной похотью». Уже в относительно близкие к нам времена именно «в честь» Марии назвали широко распространенный коктейль «Кровавая Мэри».
(Небольшое гастрономическое отступление для гурманов алкоголя. Вопреки распространенному заблуждению, «Кровавая Мэри» – это вовсе не «водка, аккуратно, чтобы не смешивать, налитая поверх томатного сока». Точнее, это облегченный вариант. Настоящий рецепт «Кровавой Мэри» гораздо сложнее. 3/10 водки, 6/10 томатного сока, 1/10 лимонного, соусы «Вустерширский» и «Табаско», сок сельдерея, соль и перец по вкусу. Смешать все в бокале со льдом, украсить ломтиком лимона и веточкой сельдерея.)
Но вернемся к более серьезным вещам. Триста костров Марии – это одна из тех вещей, о которых принято говорить: оправдать нельзя, но попытаться понять можно. Абсолютно невозможное дело – «попытаться понять» Генриха Восьмого, Гитлера и Пол Пота. А вот Марию вполне можно попытаться понять. Очень уж сложно все обстояло, и есть несколько весьма важных аспектов, мимо которых объективности ради просто нельзя пройти.