Паруса «Надежды». Морской дневник сухопутного человека

P. S. По информации персонала Российской государственной библиотеки, даже в дни крупных форумов и съездов хасидов на территории Москвы число желающих ознакомиться с собранием Шнеерсона не превышает усредненных показателей и в целом крайне невелико. Это так, для информации о «безусловной необходимости» воссоединиться с архивом предков и духовных наставников…

Было уже далеко за полночь, когда Илья наконец оторвался от изучения материалов. Путешествие всё больше напоминало запутанную историю, где, казалось бы, давно оконченная трагическая мелодия Гражданской войны в России двадцатого века, с ее национализацией буквально всего, вдруг зазвучала с новой силой в веке двадцать первом. И если раньше это был горн, когда одинокий трубач выдувал революционный марш, то сейчас это сложная оркестровая партитура с неведомым дирижером и довольно слаженным американским оркестром джаз-банда. По всему выходило, что красавица «Надежда» чуть не попала в западню, ловко кем-то поставленную. Еще немного — и ее экспроприировали бы со всеми вытекающими отсюда последствиями.

Утром следующего дня судовое радио грозно всех предупредило, что после ужина экипажу и руководителям практики необходимо собраться для срочного сообщения.

Всем было известно, что в повестке дня стоял один вопрос — изменение маршрута, но волновало в первую очередь то, что «Надежда» заходит в неспокойные воды Аденского залива, где, хоть это и нелепо звучит в двадцать первом веке, до сих пор хозяйничают пираты. Все почему-то надеялись, что капитан скажет что-то новое и более позитивное.

Еще хорошо помнилось майское выступление флагмана похода, проректора по конвенционной и морской подготовке Романа Николаевича Тепцова, на рейде Сочи. Это было за день до начала международной регаты:

— Когда гонка закончится, смею вас заверить, вместе с победой, — а я верю, что в этой гонке мы будем первыми, — нас ждут удивительные приключения.

Тут все дружно захлопали. Что уж говорить, проректор умел зажечь экипаж.

А как он живописал совсем не протокольную встречу, которую готовят власти Сан-Франциско! Там предполагалось много интересного: концерт, спортивные соревнования. Обещали также показать знаменитый остров Алькатрас, где сначала находилась тюрьма для военных преступников, а потом содержались особо опасные преступники. В планах стояло посещение района Чайнатаун, поездка к мосту Золотые ворота, променад по набережной с почти домашним названием Рыбацкая пристань, где сосредоточились магазины и магазинчики, кафешки и рестораны, музеи и кинотеатры. В общем, тогда на собрании проректор обещал экипажу большую сладкую конфету. Но, так уж получилось, в Задаре Тепцов передал флагманские полномочия старшему преподавателю Олейникову, а сам улетел по своим проректорским делам во Владивосток.

Отдувался за новый маршрут капитан. Сладкой конфеты не было никакой, даже маленькой. В этом отношении капитан был прямой, как грот, фок и бизань; он не умел или не хотел лавировать. Говорил обычно всё прямо, без особой дипломатии, как своему экипажу, так и вышестоящему начальству. За это его любили и те и другие.

Получалось так, что «Надежду» ждали кровожадные сомалийские пираты, шторм в Индийском океане и полная безнадега. Ведь не было даже точно известно, какой порт пустит парусник «переночевать» в нелегком пути домой, во Владивосток.

15 июня

Из всех новостей, больших и маленьких, выбрал эти.

Утром по общесудовому радио заорали: «Внимание экипажа! Приступить к скатке палубы, всем задраить иллюминаторы!»

Написать бы что-то лирическое о нашем паруснике, ну, например, рапсодию для «Надежды». Я до этого не знал, что можно влюбиться в корабль. Оказывается, можно.