Паруса, разорванные в клочья. Неизвестные катастрофы русского парусного флота в XVIII–XIX вв

Впереди всех, с компасом в руке, шел сам командир, следом большая часть команды и собаки под надзором штурмана Матисена волокли на лямках лодку, далее фельдшер Лычев и повар тащили санки с дровами и, наконец, юнги при помощи командирского пуделя везли еще одни небольшие санки. Однако уже через два часа пути стало очевидным, что с таким грузом далеко не уйти. Непрерывные трещины и торосы были почти не проходимы. Сани и лодка сломались, а люди совершенно выбились из сил. Некоторые уже неоднократно проваливались в трещины и воду.

Надо было принимать какое-то решение и Крузенштерн его принял:

— Бросаем лодку!

Часть груза пришлось бросить, остальной перераспределили между командой. Самым выносливым отдали винтовки, офицеры и унтер-офицеры взяли револьверы. Перед выходом в путь, Крузенштерн велел каждому выпить по кружке рома и досыта поесть.

Из воспоминаний Крузенштерна: «Впоследствии я благодарил Бога, что кроме провизии и самых нужный вещей не позволил взять с собой ничего… Опять помолившись Богу, мы отправились дальше; мачты нашей шхуны еще виднелись. Погода была довольно ясная; термометр показывал –5 градусов Реомюра. Хотя было весьма трудно лазить через торосы и скакать через трещины, мы со свежими силами двигались довольно скоро на ост. Я сам шел впереди с компасом, выбирая дорогу. В 1-м часу, замечая, что команда растянулась версты на две, что задние держаться с большим трудом, я остановился для отдыха возле ледяной горы. Поднявшись на нее, я в трубу уже не мог увидеть шхуны; горизонт был везде одинаков; ледяные горы со всех сторон загораживали вид. Когда последние из людей подошли к месту отдыха, мне сказали, что один человек, именно кузнечный мастер Сытников, отстал и идти вперед не в состоянии, потому что пьян и находится довольно далеко позади. Я немедленно вызвал охотников спасти товарища, но общее молчание доказало мне, что каждый думал более о сбережении собственных сил. Тогда я сбросил с плеч ношу и с боцманом Панкратовым отправился отыскивать потерянного человека; нам пришлось проходить почти три версты, пока нашли Сытникова спящим. Разбудив его, я велел ему встать и идти за нами, но, будучи пьян, он совершенно упал духом. Оставляя лодку, Сытников украдкой выпил три стакана рому. Не имея другого средства привести несчастного в чувство, я начал его тормошить изо всех сил, но он не вставал, плакал и говорил: „Ваше благородие, оставьте меня, мне суждено умереть здесь!“ Поняв, что он должен проспаться, и в таком виде, как был, идти не в состоянии, я снял с него малицу, думая, что скорее пройдет дурь из головы и оставил его в одной рубашке, приказав ему, когда проспится, приложить все старание, чтоб догнать нас по следам. Он мне это обещал, но я простился с ним, вполне убежденный, что вижу его в последний раз. Лишь только я догнал команду и успел навьючить на себя котомку, мы отправились по возможности скорее, держа курс на ост. Люди шли молча и видно было, что потеря человека на них сильно подействовала. Изредка, то один, то другой, спрашивали меня: „Ваше благородие, скажите правду: после вас Сытников живой не остался…“

Команде, не привыкшей к новому роду передвижения, было весьма трудно ходить с тяжелой ношею на плечах и с некоторыми делалась тошнота; но все, зная, что единственное спасение — достигнуть берега, молча и скрипя зубами, работали ногами».

Постепенно усиливался ветер. Теперь уже каждый шел медленно, стараясь беречь оставшиеся силы. Внезапно раздался чей-то отчаянный крик. Матрос Резанов сразу же без долгих раздумий сбросил свою ношу и побежал в сторону, откуда кричали. И вовремя! Матрос Вишняков провалился в озеро пресной воды и уже тонул. Опоздай Резанов на какую-то минуту, его было бы уже не спасти. Спасенного Вишнякова тут же переодели, дали рому и заставили двигаться, чтобы он хоть как-то согрелся. К вечеру вышли к широкой полынье, идя вдоль нее, конца полынье так и не нашли. В глубокую расщелину упал барон Будберг. Барона спасли, но бывшие при нем навигационные инструменты утонули.

— Теперь у нас остался только компас да солнце, — резюмировал ситуацию штурман Матисен. — Будем надеяться, что этого хватит!

Уже поздним вечером нашли хорошее место, закрытое со всех сторон торосами. Там и заночевали. Спали прямо в малицах, а так как лежали на голом льду, то к утру под каждым образовалась лужа и одежда была мокрой. На ночь Крузенштерн распорядился выставить часового с ружьем на случай появления белых медведей.

Утром 10 сентября позавтракали черными сухарями с кипятком, на приготовление которого израсходовали последние несколько поленьев. Внезапно, стоявший на торосе часовой закричал:

— Вижу человека!

Все кинулись смотреть. То был отставший пьяница-кузнец. Быстро проспавшись, он оделся в свою малицу и всю ночь шел по следам, что было в общем-то не слишком простым делом.

— Простите, братцы, — снял пришедший шапку. — Бес попутал!

— Не бес тебя попутал, а змий, — ответил ему Крузенштерн. — Пей кипяток с сухарями и готовься к переходу!