И вдруг его осенило: к нему здесь так внимательны, потому что каждый из них имеет свои счеты с жизнью. И его, Астарта, поступки близки им по духу. Близки и адону Агенору, и грустному скомороху-охотнику, и загадочному Саркатру, чьи изнеженные, нервно подрагивающие пальцы совсем не похожи на пальцы трудяги-морехода, и неуклюжему забавному Фаге, и всем сидящим здесь.
- Ну, все свободны до завтра, - произнес кормчий, поднимаясь с циновки. - Астарт, твое место в трюме, такова воля Альбатроса. Не забудь надеть на руки цепь.
Астарт лежал на голых досках в трюме. В квадрате люка - ослепительный клочок неба. По обшивке шуршали невидимые тараканы. Ему было странно чувствовать в трюме иной запах, не кедровый, знакомый каждому мореходу с детства.
Заскрипели сходни. "Ахтой, наверное", - подумал Астарт. По ступеням осторожно спускалась женщина с рогатым систром в руках.
- Темно как! - по-египетски сказала она, и голос ее показался знакомым.
- Тебя прислал адон Агенор? - равнодушно спросил Астарт.
- Да, но я тебя не вижу.
- Передай ему мою благодарность. Уходи.
- Ты меня принял за рабыню? - Она засмеялась. - Я жена Агенора.
Астарт вмиг очутился на ногах.
- Прости мою грубость, госпожа.
- Теперь ты меня не прогонишь?
- Ты здесь хозяйка. Но зачем понадобилось приходить сюда? В такую жару?
Женщина села на ступеньку. Свет падал на ее львиноподобную прическу, перехваченную золотистым шнурком с кисточкой над переносицей. Узкая полоска белого шелка не скрывала медно-красную округлость плеч. Длинные ресницы прятали в своей тени почти все лицо женщины.
- Мой муж и господин сказал: тебе понравилась моя песня.
- Так это ты пела? Боги... почему по-египетски?!
- Это египетская песня.
- Нет!
- Почему ты кричишь? Стих этот - из древних папирусов, а мелодию сложили совсем недавно, лет десять тому назад в абидосском храме богини Хатор.
Она запела с середины песни:
Хоть в Сирию меня плетьми гоните...
Астарт спустился на пол у самой кромки света. Женщина продолжала петь без слов. И вдруг замолчала.
Тихо шуршали тараканы. Женщина боялась нарушить тишину.
Астарт беззвучно рыдал, опустив голову. Женщина растерялась. Такой мужественный с виду мореход, и вдруг...
Страшное зрелище - мужские слезы. Чужая боль передалась египтянке. Она отбросила систр, прижала голову Астарта к своей груди, готовая тоже разрыдаться.
- Зачем же так? - шептала она, поглаживая, как мать, его волосы, все приходит и уходит, и нельзя оставлять горечь в сердце. Ты ведь молод, и твоя любовь вся в будущем. Любая женщина будет счастлива, если ты ее полюбишь. Ты должен радоваться жизни...
Астарт слышал ее шепот, стук чужого сердца, чувствовал прикосновение ее рук. И вдруг ему захотелось увидеть ее глаза. Он повернул ее к свету.
- Нет. То были совсем другие глаза: овальные, казалось, заполняющие чуть ли не пол-лица, - глаза египетской женщины.
- Спасибо, госпожа. Еще никто на свете, кроме нее, не мог так...
Она постаралась перевести разговор на другое, и Астарт пошел ей навстречу.
- Я видела тебя вчера. И я хочу, чтоб ты любил моего мужа и господина. Он хороший человек, но безрассуден. Его считают первым смельчаком, он дорожит этим.
- Наоборот, адон Агенор показался мне самым хитроумным из кормчих. Ведь никто не догадался надеть корзину на голову.
- Какую корзину?
Астарт рассказал, и женщина долго смеялась.
- Дружи с ним, Астарт, видишь, я знаю твое имя. Думаешь, Альбатрос зря вас свел вместе? Все же видят, кто ты такой.
- Кто же я? - насторожился Астарт.
- Как тебе сказать... с головой на плечах, но бунтарь. Так ведь?
- Это слишком лестно. Ты же меня не знаешь.
- Кто не слышал о первом шофете Тира?
- Но его же боги превратили в мышь?
Женщина улыбнулась.
- Говорят, ему и боги нипочем.
Астарт вновь помрачнел.
- Они рассчитались со мной сполна. Они и щадят меня до сих пор, чтобы голос моего сына вечно терзал мой слух.
- И ты здесь...
- Да! Ливия бесконечна, может, найдется другой мир, где можно будет укрыться от всевидящего неба. Бегу от прошлого и такого же будущего, бегу от людей, которые терпят великие бедствия, но прославляют свой заколдованный круг страданий. И попробуй открыть им глаза...
- Каждый из людей, обласканных моим мужем и господином, - тоже беглец от жизни. Редко у кого из них есть семья, а друзей они обрели лишь здесь, среди таких, как сами. Вот Саркатр. Он поэт и музыкант. Но с сединой обрел мужество и не захотел прославлять сильных, которым служил. Поэтому покинул Финикию. Старшина гребцов, Рутуб, долго скитался по тюрьмам Карфагена, Гадеса и Тартеса, был пиратом...
- А твой муж?
- Он из очень богатой семьи. Царь Итобаал подарил ему в день совершеннолетия пурпур со своего плеча. Он связал жизнь с человеком, которого полюбил, хотя все были против. Агенора лишили наследства, придворной должности, сана. Вот тогда-то он окончательно стал кормчим.
- Тот человек - это ты, госпожа? Как твое имя?
- Меред.
- Теперь вы счастливы? - тихо спросил он.
- Я преступила закон, - ответила она, - моим мужем стал чужеземец, фенеху. Поэтому мои боги хотят лишить нас радости: у нас нет детей.