Парусная птица. Сборник повестей, рассказов и сказок

Бородач улыбнулся с великолепным презрением.

— Совет, достойный двуногого. Я запрещаю и наказываю за неповиновение, но я никого не держу на цепи. Для нас свобода много значит… в отличие от вас. Я проклинаю тупых зверей, ходящих на двух ногах. И предупреждаю, что затея с работорговлей плохо кончится — для вас… А вы опубликуйте это мое эксклюзивное интервью, Эрвин Фролов, и считайте, что я вас таким образом отблагодарил.

Теперь в его голосе сквозила насмешка.

— Я еще не все сказал…

— Не сомневаюсь, вы хорошо заработаете на этом материале. Бородач обернулся к амфибии и махнул рукой. Взревел мотор.

Подпрыгивая на камнях, машина двинулась к берегу, и Эрвину на секунду показалось, что сейчас она превратит его в кровавую лепешку с гарниром из белого пластика.

Машина остановилась рядом с бородачом. Открылась дверца–люк. Ухватившись за поручни, собеседник Эрвина одним прыжком забрался внутрь.

— Я не сказал самого главного! — крикнул Эрвин. — Я не сказал того, зачем пришел! Я знаю, как…

Люк захлопнулся. Машина кинулась в море, как кинулась вчерашняя девушка. Не было прощального удара хвостом — только водовороты на поверхности и белая пена.

Остались два пластиковых стула, круглый стол и пляжный зонтик.

Июльское солнце пробивало воду до самого дна, и сверху, с борта моторки, можно было сосчитать рыбешек на глубине четырех–пяти метров. Виталик нашел занятие поинтереснее: в оранжевой футболке с белым логотипом «Золотого Мыса», в широкополой шляпе и узких темных очках он глазел на загорелых пляжниц, и пляжницам откровенно нравилось, что он на них глазеет.

Лодка покачивалась у буйка в западном секторе пляжа. Погрузившись на пестрые надувные матрасы, девочки целыми компаниями приплывали в гости к красавцу–спасателю, так что у него в глазах начинало рябить от бликов на их темных очках, на круглых плечах, вымазанных маслом для загара, от улыбок и ярких купальников. Впрочем, некоторые купальники были такие микроскопические, что разглядеть их можно было только с третьего раза.

Виталик блаженствовал. С утра до вечера он только и должен был, что кататься на лодке, новехонькой, легкой, оранжевой, с логотипом пляжа и номером «52». Мотор заводился одним поворотом ключа. Чисткой, смазкой, текущим ремонтом занимались механики, а Виталик — в форменной футболке и шляпе — каждое утро милостиво принимал их работу.

Ящик–рефрижератор под скамейкой ломился от холодной воды, соков, чипсов, бутербродов, бананов и яблок. На рабочем месте позволительно было даже купаться! Привязав лодку к буйку, Виталик давал девушкам уроки плавания, особенно тем, кто отдыхал топлес. И все это в совокупности называлось работой, за все это платили, платили «по–взрослому»!

Управляющий хвалился, что у него на пляже все самое лучшее; он не врал. Песок здесь просеивали сквозь сито, яркие тюфяки на шезлонгах меняли каждый день, массажистки в коротких «туземных» юбочках были сплошь победительницами провинциальных конкурсов красоты. Все спасатели оказались спортсменами восемнадцати–двад–цати лет, все, кроме одного очень красивого студента. Тот не был особенно мускулист, но зато носил светлые волосы ниже плеч и удивлял девчонок необычайной голубизной вечно удивленных глаз. Звали его Артур.

Парни, вопреки некоторым опасениям Виталика, подобрались традиционной ориентации, более того, считали себя мачо. Девочки–массажистки, при всей свободе и раскованности, вовсе не были шлюхами. Виталик завел роман с мулаткой Зарой, но скоро оба решили, что «друг для друга не созданы», и остались друзьями.

Так прошли июнь и половина июля; дружок юной пляжницы, которую Виталик учил стильно плавать, подстерег его после смены и попытался набить морду. Не вышло: во–первых, Виталик сам был не дурак подраться; во–вторых, через десять секунд после начала «разговора» прискакали охранники, два громилы со сломанными еще в детстве носами, и Виталиков обидчик был уложен лицом на асфальт, со скованными за спиной руками.

Спокойно, сонно, неторопливо минул июль. Поднималось и опускалось солнце, высыхала, стягивая кожу, морская соль. Оранжевый тент на лодке «52» выгорел до грязно–желтого оттенка, лица девочек, загорающих на надувных матрасах, слились в одно лицо с облупившимся носом и большими, будто надувными губами; потягивая воду из бутылки, поглядывая то на берег, то на море, Виталик даже задремывал иногда от одуряющей скуки. Ему снова захотелось в бассейн.

И вот в один день все переменилось.

Эрвин позвонил и долго ждал ответа. Наконец в глубине дома что–то грохнуло — кажется, разбилось, приблизились шаги, и старческий голос, усиленный динамиком, спросил немного испуганно:

— Кто там? Господин Фролов, это вы?

Эрвин посмотрел прямо в камеру наблюдения, вывешенную над дверью.

— Да, это я. Это я вам писал, господин Андерсон. Вы назначили мне встречу.

За дверью помедлили.

— Я полагал, вы перезвоните…

— Прошу прощения. Вы назначили мне на сегодня, на двенадцать ноль–ноль.

— Я не совсем здоров…

— Господин Андерсон, мне неловко настаивать. Но мы откладывали встречу уже три раза.