Пасадена

В одном из писем Брудер рассказывал о сотнях акров рощ, густого леса, зимней реке и летнем дожде, белом доме на холме и о семействе по фамилии Пур. Было там и о воротах: «Когда я приехал, они совсем заросли диким огурцом. А эвкалипты вдоль дороги не подрезали, наверное, лет десять». В другой раз он писал: «В семье никого не осталось, только сын Уиллис и его младшая сестра Лолли. Избалована донельзя».

Дорога взобралась на холм, и на самом верху, на гребне, дикие ягоды и лавр сменились лужайкой и длинной живой изгородью из ярко-красных камелий. Дорога пошла дальше, к такому большому и белому дому, что Линда сначала подумала — не одна ли это из гостиниц, о которых говорила ей Маргарита: «Хантингтон» или, может, совсем новая «Виста». Уиллис подъехал к дому, махнул рукой садовнику-японцу в зеленых резиновых сапогах, и стало понятно, что это и есть дом Пуров и что они приехали на ранчо Пасадена, как приезжают куда-нибудь за границу. В доме было этажа три, а может, четыре — точно Линда не заметила: на окнах висели кружевные занавески, и ей сразу же пришло в голову, как много нужно горничных — целая армия, — чтобы стирать их и гладить. С черепичной крыши поднимались дымовые трубы; Линда задумалась, кто рубит дрова, топит камины и убирает золу. Неужели это придется делать ей? По второму этажу шел широкий балкон, и Линда представила себе, как там, в соседних комнатах, живут Уиллис и Лолли Пур, как они засыпают под скрип дверей. Она представляла себе, сколько банок с крахмалом тратится здесь в неделю, чтобы привести в порядок простыни и пристежные воротнички Уиллиса. Терраса на южной стороне дома — с балюстрадой, украшенной вазами с рассаженными в них кумкватами, — была шириной с салатное поле, целый акр плитки; Линде снова представились швабры, ведра с грязной водой и ноющая боль в спине.

— Кто здесь убирает? — спросила она.

— Где? В доме? Девушки — Роза и еще другие. Вы потом со всеми познакомитесь.

Дорога сузилась, асфальт сменился оранжевой плиткой ручной работы, которую делали в керамической мастерской Тедди Кросса на Колорадо-стрит, — день и ночь там в горнах пылали каштановые дрова. Машина проехала под портиком к лоджии, где плетеные диваны и подвесные скамейки будто бы приглашали отдохнуть на них. Линда ждала, что капитан Пур (тут он снова сказал: «Нет, я настаиваю: вы должны называть меня Уиллис!») выключит двигатель и пригласит ее в дом; ей стало страшно — страх был какой-то нехороший, непонятный, — что она не поймет, как и что надо делать в этом гигантском холле, в библиотеке или на огромной террасе, где, как воображала себе Линда, горничная с вздернутой верхней губкой при свете заката подает суп из клешней лобстера. Перед ней был настоящий дворец, и Линда смущалась, что от ее пальто пахнет рыбой и что на чулке у нее дырка. Чулки у нее были всего одни, и то она в последний момент догадалась купить их в магазине напротив лос-анджелесского вокзала Юнион-стейшн, а потом торопливо натянула в дамской комнате. «Только одну пару? — спросил ее тогда продавец. — Не хотите ли коричневые перчатки? Два сорок пять всего?»

Но Уиллис проехал дальше.

— Мы с Лолли живем здесь, — сказал он и повернул в другую от портика сторону; под колесами «кисселя» зашуршал гравий. — Когда-нибудь я вам все покажу.

Машина отъехала от дома, Линда обернулась и в небольшом верхнем окне заметила девушку, которая смотрела на нее влажными черными глазами; девушка была очень хрупкой, с худым лицом. Над подоконником белела ее ночная сорочка, вид у девушки был такой, будто она вот-вот лишится чувств, но она пристально следила за машиной капитана Пура, за самим капитаном Пуром и за Линдой, и Линда подумала, не Лолли ли это; Линде показалось, что в глазах девушки горит желание, но машина заехала за аллею тисов, и дом скрылся из виду.

Дорога опять пошла вверх, и перед ними в долине открылась апельсиновая роща. Деревья стояли рядами, зеленые, как сосны, плотные, как кусты, плоды на нижних ветвях висели всего в нескольких дюймах от земли, а те, что повыше — самые сладкие, — больше чем на двадцать футов поднимались над переплетенными корнями. Роща ждала уборки урожая, на каждом дереве ветки ломились от тысяч огненно-рыжих плодов, похожих на фонари. Вокруг рощи шла дорожка и оросительный канал, и через каждые сто футов стояли аккуратные, как бункеры, пирамиды деревянных ящиков.

— Он, наверное, все еще в доме, с Розой, — сказал капитан Пур.

— Вы скажете ему, что я приехала?

— Он будет очень рад вас видеть.

— Он так и сказал?