-- Что ты, колокольчик совсем вешать нельзя, все козы от него убегать будут. Куда годится! Может, лучше пусть уходит совсем с табуном, научится бояться людей, дольше проживет. Ты как думаешь?
-- А Петька? Да и сама ты кого ждать утрами будешь?
-- Поплачем и привыкнем. Хуже будет, если люди убьют... -- И она отвернулась от меня, дрогнули ее плечи.
-- Напрасно расстраиваешься, Марфа, может, все обойдется, -- пытаюсь я успокоить ее.
-- Нет, я знаю, половина месяца назад Борька пришел в крови, кто-то в него ружье разрядил. Два дня не выходил из зимовья, думала, пропадет. Но скоро забыл, опять ластится к людям в тайге, мимо не проходит, а то не знает, что убить могут, -- твердо сказала она.
"А ведь это могло случиться вчера", -- с ужасом подумал я, и у меня не нашлось слов разубедить ее.
-- Скажи, что надо сделать, чтобы уберечь Борьку?
Правду говорю тебе: он хороший, ласковый к людям.
Я подумал что это невозможно. Во многих людях еще живет беспощадность к дикому зверю.
-- Кто-то едет, -- вместо ответа сказал я, повернувшись к дороге.
Между сосен ползла длинная тень. Вот она появилась в широком просвете леса. Это Кудряшка тянула розвальни. Позади шел Пашка.
Лошадь широко раздувая от одышки бока, понуро брела по чуть заметной, запорошенной снегом колее. -- Т-р-р-р! -- крикнул Пашка, останавливая Кудряшку. -- Здравствуйте, тетя Марфа!
-- Ты чего так рано? -- ответила та.
-- За дядей приехал, дедушка просил поторопиться.
-- Успеешь, распрягай лошадь, поставь к сену. Петька, посмотри, кто приехал! -- крикнула вдруг Марфа, заглянув за избушку.
Оттуда показался Петька, весь в снегу.
-- Паска! Паска! -- закричал он, бросаясь навстречу.
-- Здорово, мужик! -- басит Пашка, подражая Гурьянычу. -- Где твой козел? Убежал?
Дверь в избе неожиданно распахнулась, и на пороге появился Борька. Он не сводит глаз с Пашки, чего-то ждет.
Парнишка отбрасывает полу дошки, не торопясь, с явным удовольствием запускает руку в глубокий карман штанов, достает жменю овса. Два прыжка -- и Борька возле него, хватает овес, долго жует, взбивая губами пену. Потом тычется влажным носом в карман, требует остатки.
-- Балует он Борьку, -- говорит Марфа, кивнув на Пашку. -- Без гостинца не приезжает. И тот издали узнает его, встречает.
Пашка приседает на снег, обнимает козла: он тоже рад этой встрече. Они начинают играть, бегать. Чувствуется, что и у Борьки к этому парнишке большая привязанность. Потом Пашка, точно вспомнив про ночь, поворачивается ко мне:
-- Я так и знал, что заблудитесь.
-- Почему? -- удивился я.
-- Место тут плохое: холмы да лога. Я и то иной раз ошибаюсь, а городской и подавно.
-- Что и говорить, место однообразное. Но ты, прямо скажу, молодец, Пашка. Спасибо тебе за лыжню, за костры, иначе я и сейчас ходил бы по лесу.
-- За что спасибо? -- живо возразил он. -- С каждым может беда случиться. А насчет костров -- не надеялся, что у вас спички есть, разводил под колодами -- так они дольше горят, да и знал, что на лыжню непременно наткнетесь.
Все возвращаемся в избушку. Наскоро завтракаем. Борька опять бьет копытцем о пол, разгребает воображаемый снег, падает и быстро засыпает.
Наступают минуты расставания. Что сказать Марфе на прощанье? Чем отблагодарить ее за приют, за неизгладимое впечатление, что оставило у меня старенькое, покосившееся зимовье на краю соснового бора, с ночным огоньком, зовущим уставшего путника. Какими словами рассеять в ней тревогу за судьбу любимца Борьки?.. Не нахожу слов. Говорю просто, от души:
-- Спасибо, Марфа. Я непременно еще приеду к вам.
-- Приезжай.
Кудряшка лениво шагает по занесенной ночным снегопадом дороге. В морозном воздухе тихо; точно зачарованный, стоит бор, облитый радужным светом уже поднявшегося солнца.
В углу широкой прогалины на вершине сосны-исполина, о чем-то мечтая, сидит мрачный, с вытянутой шеей и печальным взглядом, коршун.
-- Поторопился прилететь, ишь как его мороз скрючил, -- показывает на птицу Пашка, явно вызывая меня на разговор, -- Василий Николаевич вчера здоровенного козла сшиб, -- еле стащили с седловины. А вы, значит, не попали в козла?.. Дедушка, если промажет, начинает хитрить: дескать, мелкая дробь или веточка выцелить не дала...
Я думал о другом: о лесной избушке с ночным огоньком, о тетке Марфе, о Борьке, об их привязанности друг к другу. Никакая удача на охоте не могла бы доставить мне столько радости, породить столько раздумий... А костры на лыжне! Они заставили иначе посмотреть на Пашку, озорного деревенского паренька, как будто сроднили меня с ним.
Удивительное ощущение испытываешь, вернувшись домой из тайги, побыв там хотя бы день и вволю нахлебавшись хвойного воздуха. В доме все кажется обновленным; все, что еще вчера надоедало, как будто радо твоему появлению.
Но этой радости хватило всего лишь на несколько минут. На столе меня ждала радиограмма из тайги, куда мы с Василием Николаевичем должны лететь, -в ней сообщалось, что ледяной аэродром окончательно вышел из строя и что по всей реке идет наледь.