Пашка из Медвежьего лога

-- Нет, мы по другому делу, -- отвечает за Пашку Гурьяныч. Он отставляет чашку с недопитым чаем, смахивает прилипшие к бороде крошки хлеба, начинает не торопясь рассказывать. -- На прошлой неделе пришел ко мне наш лесник, одногодок мой. Уважь, говорит, Гурьяныч, помоги, ревка у маралов начинается, в деревне зашевелились браконьеры. Всем приспичило в лес, кто по больничному, кто умышленно отпуск придержал к этому времени, как будто орешничать идут, а у самих волчьи думки. Ты бы, говорит он, присмотрел за зверем по дальнему хребту, а я метнусь в Ясненскую тайгу. Надо уберечь маралов, и так уж совсем мало их остается.

-- Значит, вы тут с Пашкой в качестве добровольной общественной охраны маралов?

-- Этот большой титул не про нас, -- отвечает старик. -- Мы приехали сюда помешать браконьерству. Одному леснику где же управиться с ними...

-- Это верно, Гурьяныч, браконьер стал скрытный, подвижной, его, скажем, тут в горах не так-то просто обнаружить.

-- Да, да, -- перебивает меня старик, -- ночует он без костра, таится, как хищник. Вчера вечером бросили Кудряшку в логу, а сами поднялись к скалам вечернюю зарю встретить. В горах она завсегда долгая и человеку близкая, перед нею будто исповедаешься. Только это мы присели на выступе, слышим -бык запел. Ну, говорю, Пашка, голосистый нам попался, доставай трубу, подзовем его, полюбуемся. Пашка у меня насчет трубы мастер, -- не без гордости добавляет он, посмотрев на внука. -- Любую ноту за мое почтенье выведет. Только он запел, бык сразу отозвался. Ну, мы и давай подманывать его к себе: Пашка в трубу ревет, а я березку кручу, будто бык со злости рогами ее ломает. Слышим, ближе заревел, еще ближе. Нам-то сверху вниз все видно, как на ладони. Смотрю, мелькнула тень на опушке, -что-то усомнился я, говорю Пашке: опусти конец трубы в камни и потише зареви, вроде как бы зверь отдаляется. А бык поет уже совсем близко. Я еще пуще кручу березку. Вижу, из кедрача показывается человек с ружжом, да как заревет. Гляжу, да ведь это же Емеля, наш деревенский парень! Ах ты, думаю, бестия! Схватить бы тебя тут...

Старик смолк и долго не мог приглушить гнев, Василий Николаевич подлил ему в кружку горячего чая. Он отхлебнул два-три глотка, успокоился.

-- Ну и дальше? -- не терпится мне.

-- Затаились мы с Пашкой. А Емеля долго стоял, все ревел. Потом, видим, поднимается на наш выступ, шагает, как рысь, неслышно, и только он показался из-за скалки, я его за грудки. Он было на меня, а тут Пашка подоспел, но не удержали, вырвался, митькой звали! Шапку оставил в залог.

-- Судить надо, -- говорит Василий Николаевич, разрезая дочерна поджаренную печенку.

-- Статьи, говорят, в законах наших нет, так мы же их сами пишем, не от бога они идут! -- Старик снова загорается. -- По-моему, попался с ружжом в лесу или, скажем, на озерах в неохотничий сезон -- срок ему давать. Сразу поуменьшится браконьеров и уважение к закону будет... Куда я только ни ходил по своим властям, все соглашаются; да, да, Гурьяныч, природу надо беречь, говорят мне, а сами думают: дескать, чокнутый старик! А я не смирюсь с разбоем, хотя и трудно мне, уже не по годам моя затея, да и не по силам. Другого боюсь: может, зря и Пашку толкаю на эту дорогу, по себе знаю, как трудно одному бороться.

-- Нет, Гурьяныч, -- перебиваю я его. -- И вы, и Пашка не одиноки, всем нам дорога родная природа, понятна ваша боль за нее. Если мы в один голос скажем браконьерам -- нет! -- их не будет.

-- Если бы так можно было сделать... -- безнадежным тоном говорит старик.

-- Можно и нужно, пока еще не все упущено...

-- Что же это мы, не успели встретиться, сразу за больное место беремся? -- вмешивается в разговор Василий Николаевич. -- Давайте ужинать, а Пашка расскажет нам, почему он бабушку обижает. Я вижу, ты, как заправский охотник, собакой обзавелся.

-- Да это ведь Жулик! -- говорит Пашка.

Мы с удивлением смотрим на "льва", узнаем Жулика.

-- Кто же его так изувечил? -- спрашиваю я. Пашка смеется. К нему возвращается разговорчивость.

-- В деревне Жулика все собаки драли, даже обидно было, а как подстригли под льва -- стали бояться его. Люди и те обходили стороною. Сюда шли, -парнишка вдруг вопросительно смотрит на дедушку и, посмелев, продолжает, -- к околице стали подходить, вдруг слышим, женщина благим матом орет: караул, лев! Мы с дедушкой сразу смекнули, в чем дело, прибегаем к ней, а она, тетя Наташа, с духом не соберется, кричит: "Лев в хате блины ест!" Сбежались соседи. Смотрим, в дверях показывается Жулик, вся грива в тесте, в зубах блин, довольный. Увидел нас, завилял хвостом. Тут тетя Наташа догадалась, схватила дрын да за ним, но где же ей за львом... -- и Пашка опять добродушно рассмеялся.