Тут же подумал: а вдруг не случайно, а? Возможно, и здесь, в казармах, за такими, как брат, следят неотступно, шагу ступить без надзора не дают? Всякое может быть! Не зря же в листовке про суды и расстрелы написано.
10. "НЫНЧЕ В НОЧЬ!"
Пашка сделал все, что велел брат.
Сначала, по пути от казарм к столовке Коммерческого, задержался на минутку у дома Анюты, постучал в ставень с выпиленным сердечком. Ответа нет. Заглянул поверх калитки во двор. Девушка что-то торопливо стирала у крылечка - видно, хотела покрасоваться напоследок перед женихом. Подбежала на Пашкин голос, вытирая передником руки, и на глаза тут же навернулись слезы. Известное дело - девчонки, гляделки на мокром месте посажены! Вот, скажем он, Пашка, - уж как хотелось вчера зареветь, а стерпел.
- Ну, что там, Пашенька?
- Нынче в ночь.
- Ах ты, беда какая! Мне же снова в ночную! - воскликнула Анютка. И тут же решительно вытерла фартуком глаза и щеки. - А вот не пойду на смену, и все! Пусть что хотят со мной делают, хоть в Бутырки сажают! Не больно-то испугалась! Я приду, Паша, обязательно приду!
Пашка застал Люсик в "красной" комнате, за большим залом столовой, пустым в этот послеобеденный час. Примостившись у окна, Люсик перелистывала тоненькую брошюрку, выписывая что-то на отдельный листок. Пашка успел сказать всего-навсего:
- Нынче ночью!.. С Брянского!
Шиповник заторопилась. Сунула в ридикюль брошюру, кинулась к двери. Но остановилась на полпути и как-то особенно пристально посмотрела на Пашку.
- Слушай, Павлик! - Она положила на плечо мальчишке тонкую смуглую руку. - Вы... ты и твои ребята... тоже на вокзале будете?
- Где же нам быть? - с обидой спросил Пашка.
- Тогда слушай, Павлик... - Девушка решала что-то про себя и будто не смела сказать. И все посматривала на Пашку оценивающим и словно спрашивающим взглядом. - Ты ведь смелый мальчик?
- Ну-у! - с еще большей обидой протянул Пашка. - Чего бояться-то? Кулаки и смекалка всегда при мне.
Люсик наклонилась, заговорила шепотом:
- А мы, Павлик, выяснили еще кое-что. Последнее время солдатские эшелоны загружаются на товарных станциях. Но нынешний эшелон особенный. В нем будут три или четыре пассажирских вагона - отправляют выпускников-юнкеров и поправившихся после ранения офицеров. Поэтому состав подадут к пассажирскому перрону. Штатских будут пускать по особым пропускам. Мы с Алешей пройдем, пропуска удалось...
Спохватившись, что сказала ненужное, Люсик замолчала.
- Ну, это не важно! - продолжала она. - Мы пройдем, пронесем листовки к поезду. Думаю, все сойдет удачно... Но... Слушай внимательно, Павлик! Через два часа после отправки этого поезда, с Брянского вокзала отправят еще один эшелон, сплошь загруженный солдатами. Пригонят из Крутицких казарм. Этот, по слухам, собираются грузить где-то у товарных складов. Туда нам, пожалуй, и не пробраться...
Пашка сразу понял, чего недоговаривает Люсик.
- Листовки? - перебил он.
- Да, - кивнула девушка. - Их надо передать дяде Егору... Он дежурит на стрелках сегодня ночью.
Снова нахмурившись, Люсик чуть помолчала. Пашка невольно усмехнулся: и чего она от него таится? После того-то вечера в подвале, на проводах Андрюхи, где листовки читались вслух! Да что, Люсик его за дурачка принимает?
- Они где? - нетерпеливо спросил Пашка.
Люсик шепнула, почти касаясь губами Пашкиного уха, он чувствовал тепло ее дыхания:
- Да по разным местам спрятаны, Павлик. Знаешь, всюду обыски!.. Те, что для дяди Егора, здесь. У тети Даши в плите, под дровами спрятаны.
- Давайте мне!
- А если тебя на улице схватят, обыщут, тогда как? - едва слышно спросила Люсик.
- Скажу: батьке на курево на помойке подобрал. Читать не читал, неграмотный! Какой с меня спрос?.. На вокзал пойдем - в сумку, под хлеб да табак спрячу. В случае чего - дескать, братану на дорогу харчи несу. И все дела!
Люсик с бережной лаской, по-матерински погладила Пашку по голове. Но окончательно решиться все еще не могла.
- Не боишься, Павлик, миленький мой?
- Я?! Да я этих гнид, обмойкиных всяких, Люсенька, знаешь как ненавижу?! Послушала бы ты Колькин хохот да радость: вот бы, дескать, Андрюху на фронте покалечили, а то и вовсе убили! Я таких... Вырасти бы скорее!
- Ах, Павлик! Сложная штука - жизнь! - вздохнула Люсик.
Так завернутая в газету пачка листовок перекочевала из кухонного подпечка к Пашке за пазуху. Он помчался домой, сторожко поглядывая по сторонам и прижимая листовки к груди, чувствуя, как они жгут тело.
Провожая Пашку, Шиповник еще раз напомнила, что листовки дома ему оставлять нельзя: полиция и жандармы то и дело обшаривают подозрительные квартиры.
- Найду, где до ночи спрятать! - сказал Пашка, подумав о дровяном сарайчике во дворе и конуре своего четвероногого друга. К будке цепного пса ни один полицейский не сунется. Да и не догадаются там искать - ведь никто не знает о тайной дружбе Пашки с Лопухом. Только бы Ершиновых не оказалось дома!