Пашке давно хотелось прочитать Люсик свое стихотворение про кузнецов, да все не выдавалось случая. Сейчас они одни, никто не мешает. И он осмелился.
- У меня, Люсик-джан, почему-то в голове сами собой стихи складываются... Про жизнь, про работу, про все...
- Ну, прочитай мне, Павлик!..
Пашка смутился.
- Знаете, Шиповник, не все получается, как надо. Вот, к примеру, про нашу с батей работу, про кузнечную... Никак не выходит дальше...
- А вдруг я помогу?
- Не знаю... - замялся Пашка. - Ну, ладно... слушайте, как я сочинил...
Я - железный кузнец, и кузнец мой отец.
Мы шуруем вдвоем, мы железо куем,
Нашу силу свою мы ему отдаем,
Чтоб Андрюха в бою...
И замолчал, теребя на коленях шапчонку.
- Вот пока и все. А дальше как? Чтобы Андрюха в бою этим железом убивал немецких солдат? И может, Люсик-джан, тот немецкий солдат - тоже кузнец, а? Ведь это неправильно!
Люсик обняла Пашку за плечи.
- Ах, Павлик, Павлик! Дорогой ты мой железный кузнечик! Как тебе необходимо учиться!
Пашка насупился, отстранился.
- Ты рассердился, Павлик? - удивилась Люсик. - За что?
- Не называйте меня кузнечиком, Шиповник! Так ершиновская Танька в насмешку обзывает! Я не кузнечик, я кузнец!
Снова Люсик засмеялась:
- Ну, прости, Павлик! Больше не буду!.. А стихи запиши и принеси мне, вместе подумаем. Хорошо?
- Ладно! - обрадовался Пашка и вздохнул с облегчением. - Мне ведь, Люсик-джан, и про многое другое писать хочется... Пролетят голуби, прокатится в небе гром...
- Ну и пиши... Приноси мне. Может, Павлик мой дорогой, из тебя когда-нибудь новый Пушкин вырастет! - засмеялась Люсик.
- Ну, Пу-у-ушкин! - задумчиво протянул Пашка. - У него слова будто птицы поют, у меня вовсе простые.
Люсик встала, положила письмо в сумочку.
- Теперь, Павлик, мне пора. Наталка и Катя ждут.
Весь день Пашка слонялся по улицам, а вечером снова встретил Люсик на Большой Серпуховке. Девушки шли, взявшись под руки, с красными бантами на пальто и жакетах.
И как же горд был Пашка, когда Люсик окликнула и подозвала его.
- Павлик! Павлик! - приветливо махала она перчаткой с противоположного тротуара.
Пашка перешел улицу.
- Вот, девочки, это мой самый способный ученик! - сказала Люсик подругам. - Рабочий класс, первоклассный подручный кузнеца! Он сочиняет стихи, и к тому же, девочки, у него великолепная память. Помнит наизусть все прочитанное. Ну-ка, Павлик, прочти что-нибудь из Пушкина, а?!
Пашка смущенно разглядывал девушек. Он, конечно, и прежде не раз встречал в столовке и серьезную Наталку Солуянову, и смешливую Катю Карманову. Но читать им стихи посреди улицы, на глазах у всех?
- Ну, Павлик, не скромничай! - настаивала Люсик.
Краснея от ее похвал, Пашка принялся отнекиваться, но Люсик так ласково просила, что он сдался, принялся читать "Вещего Олега". Когда дошел до строчек:
Из темного леса навстречу ему
Идет здоровенный кудесник...
Люсик и ее подружки расхохотались так громко, что гулявшие даже по той стороне улицы оглянулись.
Как назло, Серпуховка была полным-полна, и не одна знатная семейка Замоскворечья с осуждением глазела на смеющихся студенток.
Сбитый на полуслове, Пашка исподлобья смотрел на Люсик.
- Чего смешного? - спросил с обидой.
Стараясь сдержать смех, девушка наклонилась, крепко обняла Пашку:
- Да не обижайся, Павлик! Ну-ка повтори последние строчки!
Помедлив, Пашка неторопливо, вслушиваясь в слова, повторил:
...Идет здоровенный кудесник...
И опять девушки рассмеялись от всей души, как может смеяться молодежь. Растерявшийся Пашка переводил взгляд с одного лица на другое. Ну что смешного?!
- Да почему же "здоровенный", Павлик, миленький? - спросила Люсик. Разве у Пушкина так написано?
- А как? - удивился Пашка. - Само собой: если кудесник, он и должен быть здоровенный, он все может. Вон как любой кузнец в цехе, как, например, батя или Андрюха... Я так понимаю!
- Да, да, Павлик! Рассуждаешь ты правильно, но по-своему. У Пушкина написано: вдохновенный...
- Вдохновенный?.. Да, вроде бы и так, но я не знаю... не понимаю...
Не договорив, вскинув взгляд, Пашка увидел на другой стороне улицы семейку Ершиновых. "Принцесса" стояла между отцом и матерью и смотрела на студенток и Пашку с нескрываемой злостью.
Ближе к ночи квартира Андреевых была похожа на растревоженный улей. Набились не только свои, михельсоновские да с мамкиной Голутвинки, явились и соседи. Все в округе знали, что Андреич уже два раза побывал в городском рабочем Совете. От кого же и услыхать новости, если не от него!
На столе шумел самовар. Хоть и заваренный на жженых сухарях чай, а всё - угощение, не за пустым столом!
- Ты, однако, вот чего объясни, как ты есть рабочий депутат! - с хитринкой усмехался Гордей Дунаев, крановщик из их же кузнечного. - Нынче в чьих руках власть в Москве? В ваших, которые депутаты бесштанные, или у думских, кто сами себя туда еще при царе выбрали? Ась? Может, и третье: у золотопогонников гарнизонных под началом господина Грузинова?