Паштет из соловьиных язычков

Марк дал ему хлебнуть еще раз и опять отобрал бутыль.

– В этот раз дадут полуавтоматический пистолет, чтоб ты не путался с барабаном.

Изя требовательно протянул руку. Марк снова дал ему глотнуть.

– Чтоб ты не остался здесь и не оставил своего братца Публия – придумана специальная штука…

Изя замолчал, с улыбкой глядя на бутыль. Марк, не выпуская сосуд из рук, всунул горлышко в рот ангела. Тот протяжно хлебнул.

– Ну! – гаркнул Марк, убирая бутыль.

– Дубинал гну! – крикнул Изя и рассмеялся, вытирая рот рукой. – А что за штука, я не знаю! Тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля!

Он запел какую-то песенку.

Марк поставил бутыль на стол, схватил Изю за ухо и выволок его из пещеры.

– Сволочь пронырливая! – выругался Марк.

Он хотел повторить свой утренний трюк и отправить Изю в полет пинком, но последний оказался к этому готов. Извернувшись ужом, он вырвался и, отбежав на несколько шагов, поднялся в воздух.

– Ха-ха-ха! – пьяным голосом рассмеялся Изя сверху.

Марк нагнулся в поисках камня и зашарил руками по площадке. Изя тут же вознесся выше и полетел прочь, хохоча во все горло. Обидный смех долго звучал в вечернем небе, постепенно удаляясь от скалы.

*

Публий появился первым. Марк, как и в прошлый раз, сидел, подпирая спиной расстрельную стенку. Наблюдая за Публием, он заметил, что младший брат, оказавшись на площадке, остановился на несколько секунд, а затем оглянулся и внутренне собрался, как будто готовясь к бою, спонтанному и потому непредсказуемому.

Одет он на этот раз был в какую-то униформу со многими карманами. Вот только ноги его были босыми и голову ничто не покрывало. Форма выглядела если и не новой, то хотя бы отстиранной.

Прошлепав босыми ногами по площадке, Публий подошел к Марку и сказал:

– Здравствуй, брат.

Марк ответил:

– Ну, не знаю, как насчет всего остального, но могу сказать, что с братьями обычно так не поступают.

– Ты о чем, о прошлой ситуации? – спросил Публий, усаживаясь на корточки. – Какая мелочь! Ведь минуло двадцать пять лет. Можно было и забыть.

– Ага, – согласно кивнул головой Марк. – Вот ты и забудь. А я буду помнить.

– Да ладно тебе, – махнул рукой Публий. – Что там у нас на этот раз? Меня убили необычным способом. И я подумал, что порядок изменился.

– Ты прав, – сказал Марк. – Порядок действительно изменился. И я тебе сообщу о нем. Но сначала расскажи, как ты очутился здесь в этот раз.

– Представляешь, меня сварили в котле!

– И съели?

– Не знаю, что там было после того как сварили, – удрученно махнул рукой Публий. – Я был наемником в одной из африканских стран. Там нравы всякие… Ну, поймали меня, связали и сунули в котел. В форме и ботинках. Вон, видишь, как выварилась? Хоть чистой стала.

Он показал пальцем на свой френч.

– А почему ты бос? – спросил Марк.

– Ботинки были сделаны из свиной кожи, – ответил Публий. – Выварившись, они ужались так, что размер их стал детским.

– Да уж, – Марк задумчиво покачал головой. – С каждым разом хуже и хуже.

– Вот и я о том же, – с согласием произнес Публий. – Слушай, давай прекратим заниматься отсебятиной? Оставим отца здесь. И все вернется. Он будет нам чикать головы раз в двадцать пять – тридцать лет. Зачем бороться с тем, что нельзя побороть?

– Знаешь, я, наверное, мог бы согласиться с тобой, – кивнул утвердительно головой Марк. – Если б ты не надул меня в прошлый раз! А теперь – вот это видел?

И Марк сунул под нос Публию кулак с оттопыренным вверх средним пальцем. Младший брат молча отвел кулак от своего лица в сторону.

– Думаешь, здесь все сахаром намазано! – Марк уже кричал, обводя руками площадку. – Ты считаешь, только тебе одному можно заниматься любимым делом? А другие пусть дубинируются и с сусликами воюют во сне?!

– Ду… чего? – удивился Публий. – С какими сусликами?

– С во-от такими зубами! – Марк развел руки в стороны на всю их длину.

Публий со страхом глядел на брата, кипевшего бешенством.

– Что с тобой? – испуганно спросил он.

– Ничего! – ответил Марк, резко успокаиваясь. – И потому тебе предстоит самому узнать, как здесь здорово жить. Уж в этот раз я об этом позабочусь!

– Зачем вы кричите? – раздался вдруг тонкий детский голосок.

Это было так невообразимо, что оба брата застыли, пораженные этим голосом. Ребенок? Здесь? Не может быть! Они повернули головы на звук и увидели, как из-за стенки вышел мальчик неопределенного возраста.

Выглядел он десятилетним, но глаза его были совсем не детскими. Крайняя худоба и бледность говорили о болезненном состоянии ребенка, а белая длинная сорочка обнажавшая тощие босые ноги, свидетельствовала о больничной койке, с которой мальчик слез перед тем, как попасть сюда. Осторожно опираясь рукой о стенку, мальчик сполз по ней и уселся рядом с Марком.

– Эй, пацан! – удивленно воскликнул Публий. – Ты как здесь оказался?

– Так же, как и ты, Публий, – ответил пацан. – Или почти так же.

– Отец? – спросил Марк, и рот его приоткрылся от изумления.

– Да, Марк, – ответил мальчик. – Рот закрой, а то селезенку продует.

Марк захлопнул рот и вытаращил глаза.

– Чушь собачья! – не поверил Публий. – Ну какой это отец? Малолетний дрищ!