Пасьянс на красной масти

— По документам они принадлежат Собакину, — ответил он твердо. Наши юристы тщательно изучили все бумаги и не нашли в них ничего такого, к чему можно было бы придраться.

— Она продала их ему фиктивно! — не унимался я. — Я был свидетелем этого разговора!

— А я не был, — холодно отозвался Храповицкий. — И незачем на меня кричать. Я всего лишь добросовестный покупатель, если выражаться юридическим языком. И всю сумму я заплатил официально с нашего расчетного счета. До копейки.

Последнюю фразу он подчеркнул. И тут меня осенило.

— Ты знал! — выкрикнул я, вплотную подходя к его столу и сверля его глазами. — Собакин признался тебе! Иначе ты заплатил бы ему основную часть наличными. Ты хотел себя обезопасить!

Храповицкий откинулся в кресле, но взгляда не отвел.

— Да, — сказал он просто. —Я всегда являлся сторонником безопасных сделок.

Он говорил как человек, совершенно уверенный в своей правоте. Я почувствовал, что еще секунда, и я не выдержу. Расколочу ему его стеклянные столы или, что хуже, заеду в челюсть. Я опустил глаза и, на всякий случай, отошел на безопасное расстояние.

— Как ты мог?! — тихо и не глядя на него, проговорил я. — Это же, как украсть!

— Выбирай выражения! — жестко отозвался Храповицкий. —У нас с тобой разные подходы к бизнесу. Поэтому каждый из нас работает на своем месте. — Одернув меня напоминанием о том, что я являюсь всего лишь его подчиненным, он несколько смягчился. — Мне предложили выгодную сделку, и я согласился. Подстраховав, тем самым, заодно и тебя. Потому что если твой план с Бомбилиным все-таки провалится, то Виктор, да и Вася накинутся на тебя и сожрут живьем. А теперь, когда у нас вожделенный контрольный пакет, выборы в Нижне-Уральске потеряли для нас остроту. Так что, полагаю, ты мог бы меня поблагодарить.

— Спасибо, — горько усмехнулся я.

— Не стоит, — ответил он, давая понять своим видом, что разговор на эту тему закончен.

— Почему ты мне ничего не сказал об этой сделке? — все-таки спросил я напоследок.

Он пожал плечами.

— Об этом просил Собакин. К тому же я сам видел, что у тебя с ней роман. А это был чисто деловой вопрос.

3

Я решился позвонить ей только к вечеру. Собравшись с духом, я набрал ее номер.

— Ты поговорил с Храповицким? — сразу спросила она.

— Да, — ответил я, стараясь не выдать себя голосом. — Не хочу рассказывать по телефону. Лучше приеду.

— Ты приедешь? — переспросила она с такой непосредственной детской радостью, что у меня защемило сердце. — Ну, наконец-то! Я сейчас у мамы. Найдешь? Выезжай, я тебя жду.

До Нижне-Уральска я плелся в два раза медленнее обычного, почему-то чувствуя себя так, как будто это я ее обокрал.

Дверь мне открыла ее мать. Сейчас я разглядел ее лучше, чем в ночь убийства Хасанова. Это была высокая, угловатая женщина лет пятидесяти, с темно-русыми волосами и красивым лицом, на котором лежала печать усталости и раздражения. Рядом крутился черноволосый мальчик, лет семи, с живыми черными глазами, беспокойный, как ртуть.

— Это твоя «БМВ»? — спросил он, прежде чем я успел поздороваться. — Неплохая тачка. Но папин «Мерседес» лучше!

— Эльдар! — укоризненно воскликнула его бабушка.— Разве так можно!

— А у тебя есть самолет? — продолжал он расспросы, не обращая на нее ни малейшего внимания. —А у папы есть! Значит, ты не такой богатый, как папа!

— Эльдар, замолчи! — повысила голос мать Ирины.

— Сама молчи! — посоветовал он ей. В его тоне сквозило привычное пренебрежение к ее воспитательским усилиям. Чувствовалось, что между ними бывают перебранки и посерьезней.

— Проходите, пожалуйста, — пригласила она. — Ирина сейчас выйдет.

Хотя она старалась держаться доброжелательно, ее взгляд оставался настороженным. Я понял, что Ирина рассказывала ей что-то обо мне. И от этого ощутил себя еще больше виноватым.

Она провела меня на небольшую кухню с белой плиткой на стенах и усадила за старый деревянный стол. Про себя я поразился тому, что обстановка в доме была совсем простой и неказистой, как будто все покупали наспех, случайно и подешевле. Гостиная, насколько я заметил, проходя, была оклеена пожелтевшими бумажными обоями, и даже мягкая мебель была не кожаной, а из какого-то темного велюра.

Она налила мне чаю в большую кружку, из тех, что обычно продаются в сувенирных лавках, и поставила передо мной мармелад в старомодной вазочке. Эльдар подбежал и, схватив пригоршню конфет, тут же отправил их в рот.

— Тебе нельзя столько сладкого! — ужаснулась бабушка.

— А я все равно буду! — радостно ответил он, жуя.

Наконец появилась Ирина, в черном закрытом вечернем платье с большими стразовыми пуговицами и на высоких каблуках. Блеск стразов и черный цвет делали ее холодной и неприступной, как манекенщицу на подиуме. Но ее серые глаза ярко сияли.

Я взглянул на фарфоровое лицо с тонкими скулами, гордую посадку головы на высокой шее, блестящую волну светлых волос и понял, что целых три дня я прожил зря. К красоте невозможно привыкнуть, она каждый раз поражает.

Она порывисто шагнула ко мне, но, увидев сына, спохватилась, смутилась, остановилась и чинно поздоровалась, протянув мне руку.