Пасифик (СИ)

— Иногда я думаю, что причина в нас, — она чертила носком ботинка линии и тут же разравнивала, не дожидаясь, пока песок сделает это за неё. — Я не знаю, откуда берётся такое чувство, но оно есть. И Хаген, я вас не обвиняю. Но наше «здесь» и ваше «там» слишком различно. А вы — единственный, кто прибыл из-за Стены. И всё, что мы захотим сказать Пасифику, услышите вы. Больше никого нет — только вы. Все жалобы, и недовольство, и даже ненависть…

— Я не военный человек.

— Иногда это не важно.

— Тогда не говорите мне о справедливости, — произнёс он с неожиданной горечью. — Вы ничего о ней не знаете!

— Зато я видела Стену! — горячим шёпотом сказала она. — Ту, из-за которой вы пришли. Мне её показали однажды. Холодная, стальная, уходящая вверх, непроницаемая. Достающая до неба. И ни зазора, ни окошечка, ни глазка — ничего, кроме автоматических ворот, пропускающих бесконечные составы оттуда, всегда и только в одном направлении — оттуда сюда: зерно, фрукты, молоко, ткани, дерево, мрамор, фарфор, даже картины — да, когда-то нам присылали и картины. Но Стена, Хаген! — и я спрашиваю себя, неужели это справедливо? Наверное, да, иначе бы вы не смотрели на меня так укоризненно. Вы думаете, я обвиняю? Вовсе нет! Пасифик щедр. Посмотрите — когда мы почти утратили надежду, он подарил нам вас.

— Я не подарок.

— Для меня вы подарок.

— И транспортир.

— Да. И астролябия. Знаете, Хаген, когда я увидела вас впервые, то еще не знала, кто вы, но уже тогда удивилась — вы были ярче, ярче и теплее, чем всё остальное. Вчера было иначе, я не сразу узнала вас в темноте, но сегодня вы вспомнили — и засветились, и я обрадовалась рядом с вами! У вас очень хорошая улыбка. Но вы так мало улыбаетесь.

— Просто мне есть, с чем сравнить, — тихо сказал он. — Простите, Марта, но мне кажется, что выстрел в Мецгера был страшной ошибкой, непоправимой ошибкой. Раньше я боялся за себя. Теперь я буду бояться ещё и за вас.

— Тогда вы начинаете понимать суть нашего «здесь» — печально улыбнулась она.

***

— Я уже не боюсь! — сказала она на обратном пути.

Вибрация новостного вызова пронзила запястье в тот момент, когда они проходили мимо ремонтной мастерской. Всего несколько фраз: нападение — группой неизвестных — ранен — будут приняты меры. Никакой конкретики. Они прослушали текст молча и до конца. Из приотворённых ворот мастерской доносились голоса, бульканье и свистки, резонирующий звон железа о железо. Хаген стиснул челюсти так, что заиграли желваки.

Но Марта взяла его под руку, а потом и вовсе прижалась щекой к жёсткой ткани его куртки.

— Я так боялась раньше, Хаген, невыносимо… такая мука! И не только я. Конечно, у нас была надежда, но такая маленькая, ускользающая, что её почти что и не было. Я почти перестала верить, и сейчас… Пусть мы совершили ошибку, неисправимую ошибку, сейчас это уже не важно. Бывают времена, когда нужно что-то делать. Делать глупости. Раньше мы делали глупости в одиночку, теперь будем вместе. Будем?

Вместе. Хорошее слово. «Я устал», — подумал он, и как бы в подтверждение этих слов в виске опять затикало тупой распирающей болью, о которой он вроде бы успел забыть.

Но они уже подходили к дому, и двери его были призывно распахнуты. На низком крыльце стояли люди — мужчины и женщины в мешковатых робах рабочих. Они терпеливо переминались с ноги на ногу, и точно такие же люди прижимали носы к оконным стёклам, теснились на балкончике, перегибаясь через витое ограждение. Погружённые в состояние бесконечного ожидания, они не переговаривались, но взгляды их были направлены в одну сторону — в сторону идущих рука об руку Хагена и Марты.

— Нет.

Он ощутил резкий приступ слабости. Постыдного животного страха, сводящего колени и низ живота.

— Марта, я не могу! Я не готов. Что я им скажу?

Она мягко засмеялась и прижалась к его боку ещё сильнее, словно хотела перелить свою решимость через прикосновение.

— Всё хорошо, Хаген. Им нужно так мало.

«Мне тоже, — подумал он. — И никто, никто не может мне помочь!»

Ещё минуту назад он чувствовал себя больным от мыслей, лихорадочно сменяющих друг друга, сейчас же в голове гудела пустота.

Они подходили всё ближе, и теперь он ясно различал лица — не только общность, но и своеобразие, и это было ещё хуже, потому что каждый ждал какого-то особенного слова, а именно этих слов у него и не было.

— Что я скажу им? Что я им скажу? — пробормотал он неразборчиво, но Марта услышала и обернулась. Глаза её сияли.

— Скажи им то же, что сказал мне. «Я — Пасифик».

========== Лаборатория «Абендштерн» ==========

— Ну, с богом, техник!

Пухлые пальцы потянулись было потрепать его по плечу, но Хаген отстранился. Любое прикосновение, даже слишком громкий звук могли вывести его из состояния сосредоточенности и нестойкой уравновешенности. Карточный домик. Он ощущал себя многоярусным карточным домиком, готовым распасться от ветерка: пфф — и нету!