Пасифик (СИ)

Усилия были бесполезны, всё равно что затыкать плотину кулаком. В просвете развороченной раны пульсировала живая ткань, и расходящиеся рваные края заливало кровью. Он покачнулся. Онемение распространялось по руке, он уже не чувствовал её, зато чувствовал запах — бьющий в ноздри, резкий, как в мясной лавке. Так уже было, было, когда осела пыль, и по губам ползла тягучая дрянь, и мир оказался опрокинут под сужающимся в точку зрачком маленькой холодной луны, а почва всё проседала и проседала, и когда он повернул голову, то натолкнулся на стеклянистый взгляд, полный застывшей боли. «Ш-ш-ш» – шепнула луна. Тогда обугленные, распяленные гримасой губы задрожали, захватывая внезапно пожелтевший, дурной, пропитанный гарью и гниющим мясом воздух…

— Так.

Сильная рука обняла его за плечи и отодвинула назад, словно пешку. Свет моргнул, когда окутанное марлей и защищенное пластиком лицо выплыло из тумана и приблизилось на мгновение, чтобы потом так же мгновенно исчезнуть.

— Достаточно. Всё.

— Нет-нет, подождите, — возразил Хаген, потому что тело шевельнулось, и из раны снова хлынула кровь, уже прямо на пол, пропитывая ковёр и набросанные рядом тряпки. — Поглядите — ещё дышит!

— Может быть, — задумчиво согласился тот, кто стоял рядом. — Только смысла в этом, боюсь, немного. А жаль.

— Это женщина!

Маленькая обритая голова на резиновой подушке судорожно дёрнулась, открывая рот в мучительной беззвучной икоте.

— Женщина. Пойдёмте. Вы заметили время?

— Время?

— Время-время, — терпеливо повторил собеседник. —Посмотрите на меня. Вы можете идти?

— Да, — сказал Хаген, завороженный бликами на стёклах очков. — Да, могу.

— Отлично. Вот Франц. Он отведёт вас переодеться.

Переливчатое настенное зеркало отразило подошедшего — компактный белый прямоугольник, перетянутый в поясе. Хаген упрямо мотнул головой:

— Нет.

— Будьте же благоразумны, — в голосе хирурга по-прежнему не было раздражения, лишь безграничное терпение. — Я закончу здесь. А вы приведёте себя в порядок. Согласитесь, толку от вас немного?

Слегка развинченной походкой он приблизился к изголовью и, подняв с пола окровавленную марлю, бросил женщине на лицо. Ткань затрепетала.

Хаген шагнул к столу и сдёрнул покрывало. Человек в медицинской маске наклонил голову, то ли прислушиваясь к чему-то, то ли размышляя.

— Да, — сказал он наконец, словно подводя итог под стройной колонкой возможных «за» и «против». — Это и в самом деле очень, очень интересно.

========== Кальт ==========

Должно быть, он всё-таки задремал, — на одну-две секунды, но тут же очнулся, вздрогнул, вцепившись в ручки кресла.

В кабинете царила глубокая, густая тишина. Сумеречная лампа-ночник источала рассеянный свет, превращающий предметы мебели в загадочные артефакты: на плацдарме стола маршировали тени, вытянутые и угловатые, ощетинившиеся остриями ручек, сколами линеек; под стёклами книжных шкафов ползали светлячковые пятна; синева, сгустившаяся в углах и под потолком, была почти осязаемой.

Я спал?

Хаген сглотнул — горло перехватило сухой горечью со слишком знакомым привкусом. Таблетки. «Ах, чёрт», — напрягся, собираясь вскочить на ноги.

— Не вставайте, — властно проговорил мужчина, вертикальной и поперечной тенью заполнивший дверной проём.

Он закрыл за собой дверь, провёл ладонью по сенсору, включив верхний свет. Остановился, разглядывая Хагена и позволяя, в свою очередь, разглядеть себя.

В операционной он казался выше и тоньше, абстрактнее — ломкая белая фигура среди блестящих штуковин, здесь же, в окружении знакомых вещей, обрёл телесность, будничную воплощённость, что произвело на Хагена угнетающее впечатление. Этот человек, шагнувший из сна в явь, находился здесь уже какое-то время и бесцеремонно наблюдал за его пробуждением. О чём он думал?

И о чём думал я? А, может быть, говорил?

Личный сотрудник Лидера, терапист Айзек Кальт успел переодеться, сменить профессиональное облачение на повседневный костюм. Как бы в виде уступки стереотипам на плечи его был наброшен короткий белый халат без эмблемы и вышитой надписи с названием подразделения. Из нагрудного кармана рубашки выглядывал уголок блокнота и шариковая ручка, самая простая и тоже без каких-либо значков или логотипов.

Хаген бросил взгляд на собственный нагрудный карман. Ничего. Одежда, выданная ему Францем, была анонимной, как всё вокруг. Но вместе с тем — он не мог отрицать — и более удобной. Шелковистость ткани указывала на её натуральное происхождение. Очевидно, снабжение лаборатории производилось из других, более щедрых источников.

— Вам уже лучше, — отметил Кальт.

— Да, лучше, — согласился Хаген, вновь возвращаясь к лицу гостя, будто сравнивая его с зацепившимся в закоулках сознания эталоном.