Очень легко сказать с Вольтером – «Это сумасшествие»; или осторожнее с Гёте – «Это болезнь». Очень легко напомнить Паскалю об ученике, Оргоне, и учителе, Тартюфе:
Очень легко напомнить об этом Паскалю и спросить его устами Клеонта:
Так легко изобличить Паскаля в его противоречиях с Евангелием: «Любите друг друга», – учит Христос; «Нет, не любите», – учит Паскаль. «Будут двое одна плоть», – учит Христос; «Брак – Богоубийство», – учит Паскаль. Очень легко спросить его: если болезнь – «естественное для христианина состояние», то зачем же Христос исцелял больных? Да, все это очень легко, но бесполезно, потому что идет мимо Паскаля и потому что на все это мог бы и он ответить так же легко: «Что же значит: „Если рука твоя соблазняет тебя, отсеки ее; если глаз твой соблазняет тебя, вырви его“? Что значит: „Если кто приходит ко Мне, и не возненавидит отца своего, и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а притом и самой жизни своей, то не может быть Моим учеником“?
В нашей хитрости, подлости, трусости, а главное, в Гефсиманском «сне от печали» все мы хотели бы, как иезуиты, сделать узкие врата спасения широкими и тернистый путь – «бархатным». Но это сделать нельзя.
Будет ли олень бояться колющих его и рвущих терний, спасаясь от льва? Будет ли бояться человек мимолетных страданий, спасаясь от вечной погибели?
Не стекло режет алмаз, а алмаз – стекло; не святые судятся грешными, а грешные – святыми. Если так, то не нам судить Паскаля.
Он борется с любовью к близким не потому, что мало, а потому, что слишком их любит. Брат и сестра, Паскаль и Жаккелина, похожи друг на друга и в этом как близнецы. Во время тяжелой болезни сестры своей Жильберты Жаккелина пишет мужу ее утешительные письма, в которых, почти радуясь, что она так тяжело больна, может быть при смерти, советует ему воспользоваться этим «счастливым случаем, чтобы покаяться и навсегда покинуть мир». Но в то же время признается: «Я так боюсь, чтобы мне не сказали, что она умерла, что если кто-нибудь только смотрит на меня, то мне уже страшно, что он это скажет, и я вся дрожу».[235]
Кажется, что у Жаккелины здесь такое же противоречие, как у Паскаля, но на самом деле это не противоречие, а «
Эти две истины, противоречивые в двух низших порядках – плоти и духа, «согласуются в третьем, высшем порядке – любви».[238] К этому-то порядку Паскаль идет, и уже почти дошел до него, – почти свят.
27
«Господи, я отдаю Тебе все!» – говорит он и мог бы сказать так же, как св. Франциск Ассизский: «Господи, как бы я хотел отдать Тебе душу мою и тело мое! Как бы я хотел отдать Тебе… о, если бы я знал что!»[239]
«Я люблю бедность, потому что Он (Христос) ее любил», – говорит Паскаль так же, как св. Франциск Ассизский; говорит и делает, продавая вещи – ковры, мебель, серебро и даже книги, кроме Св. Писания и, может быть, «Опытов» Монтеня и «Руководства» Эпиктета, – раздает полученные деньги бедным так щедро, что если бы Жильберта не остановила его, то роздал бы все до последней копейки и пошел бы просить милостыню, нищим, как св. Франциск Ассизский.[240]