Пасха Красная

В Оптину пустынь Владимир приехал, а точнее пришел пешком из Калуги в конце июня 1990 года. А 22 марта 1991 года в день памяти Сорока мучеников Севастийских был облачен в подрясник и зачислен в братию. Вот некий знак этого дня — о. Василий произнес проповедь о мученичестве, и в дневнике автора этих строк записано: «Сегодня о. Василий сказал в проповеди: „Кровь мучеников и поныне льется за наши грехи. Бесы не могут видеть крови мучеников, ибо она сияет ярче солнца и звезд, попаляя их. Сейчас мученики нам помогают, а на Страшном Суде будут нас обличать, ибо до скончания века действует закон крови: даждь кровь и приими Дух“. А еще он сказал: „Каждый свершенный нами грех должен быть омыт кровью“».

И внимал этой проповеди будущий новомученик Ферапонт, сказав позже: «Да, наши грехи можно только кровью смыть». Когда это свершилось, покойная ныне блаженная Любушка сказала: «Иначе участь Оптиной и многих была бы иной».

Возможно, был у этого дня и другой сокровенный смысл, если вспомнить о Сорока мучеников Севастийских, когда один бежал от мучений, а на его место встал другой. Во всяком случае бывший послушник монастыря, ушедший в мир перед самым постригом, рассказывал в скорби после убийства: «А ведь о. Ферапонта постригли вместо меня. Помню, я спросил его накануне: „А тебя когда постригать будут?“ — „Не знаю, — ответил он. — Должно быть, нескоро. Со мной никто еще об этом не говорил“. А на следующий день его постригли».

Постриг послушника Владимира Пушкарева свершился 14 октября 1991 года на Покров Пресвятой Богородицы с наречением имени в честь преподобного Ферапонта Белоезерского, Можайского. Для самого инока постриг был неожиданным, но сколько же тайной гармонии в том, что его, начинавшего работать Господу в соборе Рождества Пресвятой Богородицы взял под свой молитвенный покров преподобный Ферапонт — основатель двух монастырей в честь Рождества Пресвятой Богородицы.

К сожалению, сведения о жизни инока до монастыря чрезвычайно скудны. В Оптиной пустыни есть люди, побывавшие на родине новомученика, и впечатление было удручающим: глухой вымирающий таежный поселок, где на лесозаготовках платят копейки, и многие бедствуют или пьют. Родная сестра инока Наталья рассказывала в письме, что жизнь здесь погибель и все они некрещеные, потому что до ближайшей церкви надо лететь самолетом, а денег на это нет. «Здесь есть только молельни сектантского толка, в которые брат запретил нам ходить, — писала она. — И как же мы горюем теперь, что не послушались брата, не согласившись на переезд. А он ведь правду сказал: „Где нет храма — там нет жизни“». Крещеными в их семье были только мать и бабушка, жившая в другом поселке. В этом поселке была средняя школа, и в школьные годы Володя жил с бабушкой.

Сестра Наталья написала о брате:«Я немного помню, как мы росли, и немного, как были взрослыми. Володя любил рисовать и рисовал очень хорошо. Помню, в школе им задали рисунок на свободную тему, и Володя рисовал нашу усталую спящую маму. Жаль, что я не сохранила мамин портрет. Володя очень любил читать и рассказывал нам страшные истории из книг. Друзей у него было много. И хотя мы росли, еще не зная о Боге, Володя верил, что есть какой-то неведомый потусторонний мир.

Еще помню, как отслужив пять лет в армии во Владивостоке, Володя работал потом в нашем поселке в бригаде строителей, а еще возил рабочих на автобусе. Он никогда не пил, не курил, и все уважали его. У нас в поселке говорили и говорят до сих пор: „А зачем он пошел в монастырь? Он и так был святой“.

Друг Володи Сергей рассказал мне случай. Володя жил в Ростове и работал в церкви, и вдруг явился Сергею как бы воочию, предупредив об опасности, угрожавшей его ребенку. Как же жалел потом Сергей, что не послушал его, потому что ребенок попал под машину и погиб».